Вагоны поблескивали на солнышке. Широкая боковина ближайшего
была открыта, и человек в форме, полусогнувшись, с видом
прелюбезным, что-то втолковывал серьёзных форм даме.
- А нам?
- А нам не на «Стрелу», - отозвался Метелька, не без труда
оторвав взгляд от вагонов с их показною роскошью, внешнею позолотой
и вензелями. – Нам вона… туда.
Наш поезд был куда как попроще. Невысокий, какой-то вытянутый
локомотив, черный то ли от краски, то ли от покрывавшего его слоя
копоти. Обязательные орлы и те едва угадывались на боковинах. Тут
вагоны были зелеными и
мышасто-серыми[2].
Людей здесь было куда как поболе. Толпа растянулась вдоль
поезда, ничуть не опасаясь, что соседний, та самая «Стрела» может
тронуться. Детишки и вовсе без страху заглядывали под колёса, не
удивлюсь, что и лазили там же.
- А нам в какой вагон? – поинтересовался я у Еремея.
- Третьего классу, - отозвался он. – Сейчас глянем, где не
сильно людно…[3] Куда прёшь, дура?!
Это адресовалось юркой бабёнке, что попыталась протиснуться
вперёд. Та отскочила в сторону и разразилась бранью, впрочем,
тотчас переключившись на кого-то другого.
В вагон мы всё-таки забрались.
Был он длинен и узок, тёмен, поскольку окна здесь оказались
мелкими да и те из дурного, мутного стекла. И света сквозь них
почти не проникало. А ещё в вагоне курили.
Прямо внутри.
И без того насыщенный ароматами человеческого пота и иных, не
самых приятных запахов, воздух пропитывался и табачным дымом.
Казалось даже, что сам вагон наполнен седым густым туманом, в
котором лишь отдалённо угадывались силуэты людей.
Еремей, минув пяток лавок, остановился возле одной, на которой
устроился тощенький мужичок с сигареткой.
- Сгинь, - велел ему Еремей, и мужичок подчинился, прихвативши с
собой грязный тюк. – А вы, оглоеды, двигайтесь к окошку, там,
глядишь, и приоткрыть выйдет.
Вышло.
Правда не с первого разу, потому как что-то заело, но Еремей
справился.
Чтоб вас всех. Да тут доехать и не задохнуться – само по себе
квест. Вагон же продолжал наполняться людьми.
- А я говорила… говорила, надобно раньше! – нервный женский
голос раздался где-то вдалеке, и тотчас стих, перебитый сочными
матюками.
Да уж, публика собралась разношёрстная. Хотя рядом с нами и не
рисковали садиться. Подходили, но завидевши грозную фигуру Еремея в
шинели, на которой он для этакого случая повесил пару медалек,
убирались подальше.