Да уж. Это вам даже не сибирская язва.
Тень заворчала и привстала, а пёрышки вокруг головы и вовсе
дыбом встали.
Значит, конверт непрост.
- Дядька Еремей! – я свесился с полки. – А тут это… до клозету
можно?
- Прям сейчас? – Еремей сдвинул брови, но не грозно. Я скосил
взгляд, сколько мог, надеясь, что мои гримасы будут поняты
верно.
- Ну… тут это…
Еремей поднялся.
- Руку вниз опустите, - одними губами произнёс я. – А лучше
положите рядышком с собой, на лавку. Что-то в нём есть.
Волнуется.
И хорошо, что конверт Еремей с платочком принял.
- До станции потерпишь, - сказал он и на сиденье опустился.
Положил конверт рядом. – Вы… Лаврентий Сигизмундович, трогали его?
Голыми руками?
- Простите? Ах нет… нет, я же слышал… я знаю… я перчатки… и вот
в платочек завернул. В футляр для очков. Ничего иного в голову и не
пришло, знаете ли. Думал, в охранное отделение подать, но спешил
очень на поезд… и вот.
- И хорошо, что не трогали.
Тень забралась на лавку и провела по конверту широким языком,
собирая что-то одной ей видное. Потом и вовсе растеклась, легла
сверху чёрной кляксой. А затем слезла и скатилась на место.
Еремей бросил на меня взгляд.
А я кивнул. Мол, можно.
Наверное.
Очень хочется заглянуть в письмецо это, а лучше вовсе бы
спуститься, но желания я сдерживаю.
- Позволите? – спрашивает Еремей.
- Д-да, к-конечно… хотя… может, не стоит?
- Уже безопасно.
- Д-думаете?
- Уверен. Мне случалось бывать на той стороне. Кое-что умею, -
отговаривается Еремей, разворачивая конверт. Тот и изнутри чёрен.
Взгляд Еремея бегает по строкам. – Стало быть… ага… и вправду
приговор…
- Не ошибка, нет?
- Если вы знаете другого Лаврентия Сигизмундовича Тоцкого…
- Нет… другого не знаю. Не ошибка… как же так, как так…
- Успокойтесь. Нате вот, коньячку… коньячок очень
успокаивает.
- Д-да… с-спасибо… я так и подумал. Так-то я совсем не пью.
Совершенно вот. Но здесь… матушка мне флягу подарила, но обычно в
ней чай. Травяной. Улучшающий пищеварение…
Этот человек был напуган и растерян.
- А за что?
- За противонародную деятельность.
- П-помилуйте! – он прижал фляжечку к груди.
- Чем вы занимаетесь-то?
- Так… гимназии инспектирую. И реальные училища. И так-то прочие
малые учебные заведения.
- Глоточек. И успокаивайтесь… эта бумажка вам не навредит. Было
проклятье, но малое… да и приговор не из числа особых. Тут,
конечно, именной, но не на смерть.