Рейнер больше не заговаривал, и я пыталась понять, что кроется в этом молчании. Наблюдала украдкой за человеком по имени Шон Рейнер, по совместительству моим отцом, за его движениями, мимикой. Было катастрофически мало информации для анализа. Движения казались небрежными, поза расслабленной, мимика скупой. Что же он сейчас чувствовал?
Очень скоро мы свернули под указатель Хейуорд, проехали через небольшой городок и минут через десять подъехали к уютному, как на картинке, двухэтажному дому с большой террасой наверху и цветочными клумбами у крыльца. На общем зеленом фоне они казались разноцветными кляксами, отчего создавалось впечатление, что смотришь на детский рисунок.
Рейнер подошел, когда я захлопнула дверцу машины, начал говорить и осекся, и начал снова:
– Пойдем, нужно тебя устроить. Но сначала познакомлю с персоналом и покажу дом.
Он поднялся по ступенькам, приглашая за собой. Распахнул дверь и замер в ожидании, адресуя мне собранный и спокойный взгляд. Переступая порог домика в местечке Хэйуорд, тридцать миль>8 от Портленда, я буквально, физически чувствовала, как переступаю порог новой жизни. Делаю шаг, который изменит всё.
Оторвавшись от рассматривания наличника входной двери, который теперь тоже стал частью моей жизни, я заметила двух людей, терпеливо ожидающих в холле. Мужчина и женщина, на вид обоим за пятьдесят. Оба казались серьезными и сосредоточенными.
– Тереза, это Грета – экономка, повар и ключница этого дома.
– Мисс, – Грета кивнула, сохраняя на лице отстраненное выражение.
– А это Герман, – продолжал Рейнер, – слесарь, охранник и садовник.
Герман улыбнулся, но в его улыбке я не увидела искренности. Она была пустой и формальной. Я абсолютно ничего не знала о домашнем персонале, и их манерах, не считая информации, которую почерпнула из книг. Но там такие люди назывались прислугой и, судя по романам, они либо были безмерно преданы хозяину, либо были готовы предать его при первом удобном случае. И какими окажутся эти двое? Что-то особого раболепия не заметно. Я в замешательстве взглянула на Рейнера. Он смотрел на меня, как и Герман, и Грета. В его взгляде, в отличие от вежливого равнодушия персонала, отражалась пытливая настойчивость. Хорошо, что они не лезут ко мне с рукопожатиями. Я ощутила неловкость от того, что являюсь предметом пристального внимания трех человек и растерялась. Мне следует что-то сказать?