Стальная обложка блестит на солнце и кажется обжигающе горячей. Застенчиво прикрытая шторкой, она терпеливо ждет, когда овощи будут заброшены в кастрюлю, а ее хозяин примостится на краешке узкого стула и жадно погрузится в терзания молодого врача или наоборот, несчастной женщины…
Я застыла. Можно было ожидать, что в перерывах между чисткой картошки и разделыванием мяса поваренок – практикант будет резаться в «стрелялки» на телефоне или, на худой конец, была готова увидеть в углу незаконченную партию в нарды, но только не Булгакова.
– Ты читаешь? – киваю на подоконник. Он поворачивает голову, и я еще надеюсь, что услышу «А, это… Нет, Арина-эже забыла…»
Но он утвердительно кивает.
– Нравится?
Снова кивает, улыбается вниз. Ставит на поднос блюдо с дымящейся, невыносимо благоухающей тушеной картошкой…
– А что еще ты любишь читать?
…кладет щипцами пару ломтиков черного хлеба на салфетку…
– Ну… Чехова, Есенина… – морковный салат в блюдце помещается рядом со стаканом компота. Обед готов, получите, распишитесь.
– А Есенин тебе нравится поздний или ранний?
– Не знаю. «Черный человек» нравится, «Любовь хулигана»… а так названий я не помню.
Он легко подхватывает поднос и, несмотря на мои возражения, несет его в столовую.
Двигается он изящно и как-то царственно. Сказать смешно: непонятный детдомовский парнишка всего лишь несет столовский обед.
Пара мальчишек из приюта вытирали столы за только что поевшей малышней. К некоторым, особо неадаптивным, приходили учителя из ближайшей школы заниматься прямо в комнате приюта.
Дежурство. Еще один акт приобщения к трудовой дисциплине. Многие дети уходили из приюта только потому, что их заставляли убирать постель, следить за внешним видом, чистить зубы, убирать со стола посуду и подметать полы. Уходили, несмотря на явные (для нас) плюсы пребывания в приюте – тепло, всегда горячая вода, чистая постель, а главное – сытная еда и круглосуточное медицинское обслуживание. Переждав зимние холода и вылечив здесь хронические болячки – малокровие, тубик, венерические болезни – дети уходили по одному. Иногда летом комнаты пустовали наполовину.
Вот и сейчас два мальчика скрепя сердце подметали, мыли пол, бросая друг другу фразы на киргизском вперемешку с матерками.
Завидев моего провожатого с подносом и меня следом, они хрипло захихикали и что-то бросили ему, отчего он снова заулыбался.