Яхта называлась «Кето». То есть олицетворяла сестру того самого
«Нерея», который катал нас по Волге и каналу имени Москвы. Но
сестрица была значительно крупнее, чуть ли не в два раза. Оно и
понятно — на Атлантике шлюзоваться не нужно, да и берегов моряки,
бывает, неделями не видят, так что и скромничать в размерах смысла
нет. На борт поднялись обе наши семьи, непременный Фёдор и еще один
господин, дожидавшийся нас у трапа. Всезнающий эрудит вполголоса
пояснил мне, что это — представитель «Ассоциации спасения
галеонов», самой крупной, именитой и влиятельной организации
Испании, которая единолично решала, кого допускать к поискам и
поднятию кладов с морских глубин, а кого помариновать подольше.
Выглядел Хуан Мануэль, как его представил Михаил Иванович,
натуральным старым пиратом, только серьги в ухе не хватало, попугая
на плече не было, и ноги все были свои, не деревянные. Седая
короткая борода, крючковатый нос, шрам на всю щеку и взгляд, о
который, кажется, легко можно было споткнуться, поводов сомневаться
в богатом прошлом испанца не давали. Говорил он хриплым каркающим
голосом, а после отправился на нос, оперся локтями о борт и затянул
какую-то протяжно-заунывную песню, словно планировал усыпить ей
бдительных подводных тварей.
«Кето» ходко отошла от пирса, заложила вираж и вышла на нужный
курс. Дамы и дети загорали на верхней палубе, мы с мужиками сидели
в одной из кают и снова проговаривали детали. Меня во всей этой
истории касалось только данное старому Ланевскому обещание добыть
крестик. И это мы отдельно обсудили с кардиналом. Он посоветовался
с кем-то по рации и получил подтверждение: если в указанном
квадрате будет хотя бы грамм золота — его непременно поднимут. И
если от тайного царского лазутчика осталось ещё хоть что-то — тоже
не забудут. Уголок трюма, где довелось встретить свою смерть,
Змицер нарисовал мне пальцем прямо на той скале, где мы сидели.
Всё, что было сказано, показано и случилось в том сне, я запомнил
накрепко. А в особенности то, что духов старых покойников не
рекомендовалось трогать руками.
Ближе к точке выбрались на свет и свежий океанский ветерок и мы.
Впереди на рейде качалось судно, на фоне которого «Кето» выглядела
дюймовочкой, а «Нерей», надо полагать, вовсе потерялся бы.
Настоящая баржа, какие я помнил с детства, только выше и ещё
длиннее. На ней кипела суета и шло постоянное движение — тали и
лебедки переставляли что-то с места на место, от борта опускались
на воду одновременно два шлюпа или бота. Короче, два катера человек
на десять каждый, которые, едва опустившись, взревели спаренными
движками и отвалили в сторону. Там, в той самой стороне,
ярко-оранжевыми буями было огорожено место, где, пожалуй, можно
было сыграть в футбол, надумай вода Атлантики вдруг застыть. Вокруг
этого футбольного поля, чуть заметно покачиваясь, стояло с десяток,
наверное, судов поменьше баржи, но побольше тех катеров, что она
спустила на воду. И на каждом народ был явно занят. Да, умел Михаил
Иванович масштабно мыслить и организовывать процесс. Мы с полчаса
где-то наблюдали одно из тех четырёх зрелищ, на которые можно
смотреть вечно. Ну, в том смысле, что вечно можно смотреть на
горящий огонь, бегущую воду, то, как другие работают, и как тебе из
окошка кассы зарплату выдают. А потом вернулись в каюту.