и не нужно. Он не смог бы спать, даже если бы
захотел, даже если бы испытывал такую потребность. — Ты смеялся во
сне.
— Не помню? — Гарри потёр лицо руками и поискал очки. Они
нашлись под подушкой, рядом с дневником. — Должно быть, что-то
хорошее, раз смеялся. В любом случае, у меня действительно
прекрасное настроение.
Прекрасное настроение продлилось, увы, недолго.
После завтрака — снова молоко и овсянка, но Гарри и не думал
жаловаться — он вернулся в комнату и воссоздал на постели вчерашний
книжный рай. «Животные-призраки Британии» закончились,
даже как-то слишком быстро, и теперь он любовно перебирал остальные
свои сокровища, чувствуя себя драконом на груде золотых монет.
Столько книг — и все его собственные. Их не нужно было возвращать в
библиотеку, не нужно было непременно закончить к определённому
сроку — он мог читать их в любом порядке, возвращаться к ним снова
и снова при желании. Никто не мог отнять их у него, порвать,
испачкать, спрятать, выбросить. Не было никого, кто скомандовал бы
ему идти пылесосить или чистить картошку. Гарри пребывал в
состоянии, близком к полному блаженству, и вот в этом-то состоянии
он потянулся к томику «Природная знать. Генеалогия волшебных
семей» — нарядному изданию в сафьяновом бледно-зелёном
переплёте, украшенном золотым тиснением.
Кому другому это чтение, возможно, показалось бы скучным, но
Гарри чувствовал в нём возможность утолить свою до сих пор не
утихшую потребность найти корни, восполнить ту пустоту, которая
ощущалась на месте его связи с магической роднёй. Кто были они, эти
люди, стоявшие на плечах друг друга пирамидой поколений, которую
венчала его собственная лохматая и очкастая персона? Как они
любили, дружили, воевали, враждовали, где они жили и куда
путешествовали? Как протянулась через бездну времени та нить, нить
крови и магии, что связывала их всех? Он всё хотел бы знать, и даже
об отце и матери, которые его так подвели — какую жизнь прожили
они, где оступились так ужасно, что сгубили себя молодыми?
В отличие от «Священных двадцати восьми»,
заканчивавшихся серединой пятидесятых годов — возможно,
существовали и более поздние издания, но Гарри досталось именно это
— «Природная знать» обнимала собой период вплоть до начала
восьмидесятых, и сперва это показалось Гарри весьма удобным. Однако
сотни две страниц спустя его радужный настрой испарился без следа.
Чем дальше он читал, тем было хуже — и тут ему попалось такое, что
он враз постиг значение фразы «волосы зашевелились на голове».