Что ж, ответ прост: я пытаюсь припомнить твою фамилию — или
твоего кузена, раз уж речь зашла о нём — среди тех имён, что раньше
были мне знакомы. О Дурслях я не слышал, а вот Поттеры — довольно
известный чистокровный род, хоть и не из числа самых именитых. И
при этом ты утверждаешь, будто понятия не имеешь о чарах. Это очень
противоречиво звучит, и хотелось бы прояснить, как такое
возможно.
Могу сказать только, что понимаю твои обстоятельства лучше,
чем ты, может быть, думаешь. Об этом мы ещё поговорим, но не
теперь.
Так ты можешь разговаривать со змеями? Ты обещал
рассказать»
У Гарри ушло какое-то время на обдумывание ответа. Какая ещё
война? О. О нет. Господи Боже. Гарри следовало бы сразу
догадаться, что 1943 год на что-то да намекает. Может, как раз на
то, когда именно Том поместил «определённого рода копию своей
личности», что бы там это ни значило, в тетрадку, решив, почему-то,
что это крайне удачный способ спастись от ну, смерти.
За стенами чулана текла обычная вечерняя жизнь — бубнил в
отдалении телевизор, чмокала дверь холодильника в кухне, шумела
вода в туалете, скрипели по лестнице шаги. Запах жареной картошки
просачивался сквозь дверь. Внутри убежища Гарри не происходило
ничего — и это успокаивало. Мерцал призрачный свет фонарика, да всё
так же реяли в нём пылинки. Слежавшийся матрас под Гарри давно
принял форму его тела, и твёрдость пола под ним ощущалась всеми
костями. Гарри перевернулся на живот и переложил дневник с колен на
пол. Фонарик, уложенный сбоку, заострил все тени, придав им
гротескную длину и странные очертания. Гарри покрепче сжал ручку в
уставших пальцах и вывел:
«Думаю, я ВООБЩЕ НИЧЕГО не знаю о волшебном мире?
1991-й. Мне жаль. Закончилась давным-давно, в сорок пятом
ещё.
А что случилось в итоге с этим твоим «основным я»? Он
всё-таки умер, или что?
Что. Блин. Такое. «Чистокровный род». И при чём тут
я?
Ладно. Но не рассчитывай, что я забуду.
С одной змеёй, технически. Но да. Мы совершенно точно
разговаривали. Это был тот боа констриктор сегодня в зоопарке. Он
назвал меня «амиго», можешь себе представить?»
Затем, ведомый каким-то наитием, он добавил:
«О, и произошло кое-что ещё. Один уродец, подпевала моего
гадского кузена, толкнул меня, и я упал и, честно говоря, жутко
взбесился, и вот тогда стекло террариума просто ИСЧЕЗЛО и удав
вылез наружу, и это было просто шикарно, я тебе клянусь. Полкисс и
Дадли визжали как свиньи, хотя никто их и пальцем не тронул. Это
стоило любого наказания. Да и приятно было помочь змее сбежать, раз
ей так этого хотелось.