Аульцы плелись, наступая друг другу на пятки, по трудной узкой
тропе. Тащили даже свое самое ценное имущество. Детей несли на
спине, стариков поддерживали за руки. Иногда кто-то неловко
оступался и с криком падал в пропасть. Быстро перебраться в Старый
Ахульго не вышло. Слишком много мирных жителей оставалось на горе к
моменту штурма. Мало женщин и детей вышло к русским, пока была
такая возможность.
С первыми лучами солнца открылась невиданная картина. С утеса к
мосту над сорокаметровой пропастью спускалась плотная тонкая
человеческая лента. Точно такая же поднималась вверх к Старому
Ахульго. Артиллерия немедленно открыла огонь. Орудия 10-й батареи
могли удачно класть картечные гранаты на спуск от Нового Ахульго.
Тела женщин, детей, стариков и мюридов вперемежку с домашним
скарбом и скальными обломками посыпались вниз со страшной высоты в
воды Ашильтинки, уже отравленной разложившимися трупами.
Апокалипсис! Крушение мира! Порождение безумного воображения Босха
наяву! Это зрелище было настолько жестоким, настолько
отвратительным в своей беспощадности, что многие русские офицеры
отворачивались, чтобы не смотреть.
Но не солдаты! Припомнив гибель своих товарищей, издевательства
над ранеными, они бросились вслед за отступающими, не желая брать
пленных. Им навстречу кинулись безоружные женщины в тщетной надежде
спасти своих близких. В исступлении хватались за ружья. Ногтями
пытались добраться до безбородых лиц гяуров. Их кололи штыками,
забыв о милосердии. «Солдаты, озлобленные упорством горцев,
выказывали часто большую жестокость», – написал позже в своих
воспоминаниях Милютин со слов очевидцев.
Куринцы не отставали от кабардинцев. Вместе с ними начали спуск
к канатному мосту, надеясь ворваться в Старый Ахульго на плечах
отступающих. Вася побежал вместе со всеми, но, когда началась резня
женщин, опомнился и замер. Забытые картины гибели мирняка в Миатлы,
как живые, только еще более жуткие, встали перед его глазами. Вой,
детский плач, взрывы снарядов и крики сражавшихся вонзились
стальной иглой в мозг. Он задрожал и закричал исступленно:
— Остановитесь!
Никто его не слышал. Бой продолжался все с тем же ожесточением.
Все с той же беспощадностью действовали его товарищи. Все с той же
обреченностью гибли женщины, бросившие своих детей ради спасения
чужих. Водопад из человеческих тел в Ашильтинку не прерывался ни на
секунду.