По большому счёту, я наелся досыта только в 52-ом году, когда мы переехали в закрытый город. Помню, мать послала меня в солдатский городок, где выпекали очень хороший хлеб. Он был еще горячий, и так аппетитно пахнул, что я не удержался и, пока шёл домой, – а это минут тридцать, – съел полбулки. Думал, попадёт от матери. А она только спросила: «Почему же не купил две?» После отмены карточек в 47-ом году в деревнях и посёлках больше одной булки в руки не давалось. У меня это, видимо, закрепилось в памяти.
В восьмидесятые годы, когда в стране было плохо с продуктами, как-то на работе молодые инженеры посетовали, что-де наступил голод. «Ребята, – остановил их я, – вы голода не видели, так что лучше помолчите. Голод – это не то, что вы хотите есть, это вы испытываете каждый день перед обедом. Голод – это унижение. А этого вы и представить себе не можете. И дай то Бог, чтобы вы никогда этого не видели!»
Старший брат моей матери в конце войны был назначен комендантом конезавода. В его обязанности входило следить за спецпереселенцами с Кавказа, Крыма и других территорий. Форму он не носил, но был вооружён револьвером, который ещё назывался наган. Каждый раз, когда он приходил к нам, я просил: «Дядя Федя, дай наган». Он извлекал и барабана патроны и давал мне поиграть. В свои семь лет я мог, держа оружие двумя рукам, взвести курок и нажать на спуск. Происходил щелчок. Я называл это – «чакать».
К нам, в дом приезжих, командировочные приезжали, как правило, ночным поездом. Утром мы с младшим братом тихонько приоткрывали дверь и смотрели: кто приехал. В этот раз прибыл из района сотрудник милиции. Он спал. На стуле висела форма и – надо же – в кобуре револьвер. Я тихо вытащил его, взвёл курок, наставил на окно и нажал на спуск. Милиционер буквально подпрыгнул на кровати и рывком выхватил у меня оружие. От грохота выстрела я оцепенел. Привела меня в чувство бабка, отвесив ощутимый подзатыльник. На удивление стекло не разбилось, пуля пробила только маленькое аккуратное отверстие. Бабушка заклеила его кусочком бумаги. С этой заплатой мы и жили без малого восемь лет. Это был мой первый в жизни выстрел, к тому же из боевого оружия.
Второй выстрел из револьвера я сделал в студенческие годы. Во время каникул друг пригласил меня на охоту с гончей собакой. Перед этим он показал револьвер, который в то время был переведён из боевого оружия в спортивное. У друга был знакомый в стрелковом клубе, он и дал ему оружие с пятью патронами. Заряжать друг не умел и попросил меня. Помня, как это делал дядя Федя, я снарядил барабан патронами. «Ну, и возьми его, – сказал друг, – тем более что у тебя карман с застёжкой».