Дэвид ковыряется в пиалке с конфетами вилкой. Накалывает одну из них и отправляет в рот. Придвигает тарелку с картошкой и хрустит ею. У меня текут слюни. Но я проглатываю их, запивая чаем. И от четвертой кружки аппетит куда-то пропадает.
Аннамари сидит за столом с нами, без любимой игрушки, подперев кулаками щеки и опершись локтями о дубовую столешницу. Дэвид смотрит на нее какое-то время и переводит взгляд на конфетницу полную «Даров моря» вперемежку с каким-то другим шоколадом.
Он не говорит мне, что Эни уже тридцать лет, не вспоминает мои двадцать семь. Не говорит, что у нее дочь, и что я нашел в ней. Не спрашивает о том, почему бы мне раз уж я склонен к излишествам и облюбовал трудности, привить себе любовь, к примеру, к одной его подруге, которую сбила машина и она до сих пор подхрамывает. Он не вздыхает и не оценивает меня, наверно оттого, что сам принял довольно странное решение. И Аннамари до сих пор не в курсе, что ее отец, настоящий, проводит время в сумасшедшем доме, а матери она никогда не видела, но Дэвид ей рассказывает о ней истории, и говорит, что однажды, она освободится от своих не требующих отлагательств дел и вернется.
Мне кажется, она верит.
«Sometimes I get loud when I wish
everybody’d just get off me…»
Я лучше послушаю Pink, чем буду читать Ятса. Честное слово:
«So many playas you’d think I was a ball game
Its every man for themself, there are no
team mates…, – знаете эту?»
Он умеет рассказывать. Особенно такие истории. Я смотрю на него, и он улыбается, но взгляд тяжелый. Мне страшно подумать, если Мари придет в голову спросить, знаю ли я ее маму. Но она также молчалива, как и ее отец.
Отсюда я уйду без анекдотов, но чай до сих пор будет мне помниться и, наверное, я не забуду его никогда. Уйду в соседний через два дома напротив особняк, – по правую сторону, – где идет снег. Там я встречу Майка и попрощаюсь с ним, пропустив пару бокалов рома или коньяка, – поправляя очки и отряхивая пепел с Ritter sports.
Не могу расстаться никак с этим свитером. И, наверное, не расстанусь. Мне он нравится.
Майк не прощается. Он знает, что видит меня не в последний раз. Не люблю разочаровывать людей.
Погода к концу лета на готской, как и везде в этом городе, всегда становится мокрой. Идет дождь и прохлада как нельзя кстати. После страшной жары Южной Флориды чувствуешь себя почти как дома, – тумана мало, но множество влаги. Капли редкие и частые, дожди пышные и весенние, – почти незаметные, – проливные, короткие и затяжные. Словно попадаешь в какое-то потайное место из давно минувших дней, где Сонная лощина заволакивается черными свинцовыми тучами и пробуждает самые тихие и безмятежные сны, под беспрестанный стук по виноградным листьям, крышам домов и в окна.