Была ещё одна интересная мысль,
которую пришлось отложить в очень дальний угол — углубить родничок,
выложить дно гладкими камнями, чтобы можно было черпать воду. Идея
отвести немного воды в сторону и там устроить небольшую запруду,
чтобы попытаться вымыться, казалась совсем невозможной — ни лопаты,
ни кирки, ни какого другого инструмента. Но совсем расставаться с
мечтой не хотелось.
Не то, чтобы жизнь стала
безоблачной. Но если есть силы строить планы по её улучшению,
понимать, что они, возможно, когда-то воплотятся, — это всегда
обнадеживает. И Мишель вышла на берег уже почти с улыбкой.
Выпотрошенный сундук так и стоял с
откинутой крышкой, словно зевающий большой зверь, баулы в
беспорядке валялись под деревьями. Мишель осмотрела этот беспорядок
и задумалась: где могут лежать перчатки? Но в голове вертелась лишь
картинка, где коричневые перчатки из грубой кожи выглядывали между
другими, совершенно не запомнившимися вещами.
Быстро переворошив пальто, шали,
капоры в раскрытом сундуке, убедилась, что дальше перебирать смысла
нет — память подсказывала другое: не здесь она их видела.
Ладони саднило, и стоило смазать их
хотя бы розовым маслом, но и его ещё нужно найти. Вздохнув, Мишель
негнущимися пальцами взялась за верхний баул. Верёвка, которой он
был перехвачен, показалась плохо затянутой, а парусина, в которую
были завернуты вещи, с одной стороны выбилась. Недовольно
нахмурившись — содранная на ладонях кожа раздражали — Мишель
попыталась в образовавшееся отверстие прощупать содержимое баула,
чтобы не распускать верёвку. Руку прострелили болью, от упершегося
в неë небольшого твёрдого свертка, неловко, как-то боком,
воткнутого под плотную ткань.
Мишель выдохнула, пережидая, пока
схлынет боль, потянула за край и замерла, вглядываясь в выглянувшую
мятую и грязную тряпку. У неë такого не было. Это даже пахнет —
Мишель поднесла руку к носу — по-другому, чем-то мужским. То ли
табаком, то ли ромом. Что это? И кто мог это сюда вложить?
Поколебавшись пару мгновений, Мишель
ухватилась покрепче за непонятный свёрток и вытащила его. Он
оказался длинным и на удивление тяжелым. Осторожно отогнув край
ткани, вздрогнула — в свертке лежал кривой нож. Длинное лезвие было
закутано в самодельные, неумело сшитые ножны из толстой башмачной
кожи. Выдохнув удивлённо, вынула оружие из ножен. Сталь тускло
блеснула. «Глупец. Не стоило оно того», — мелькнула горькая
мысль.