Да, кстати. Вещи. Пока она тащила,
перекладывала, натягивала, голод чувствовался все острее. Но и
отлучиться, чтобы пойти снова и хотя бы напиться, она не могла —
нужно было успеть до заката устроиться на новом месте. Перебрав
вещи ещё раз, Мишель разложила их на несколько кучек. Самые легкие
и светлые прятать не стала, просто плотно свернула — послужат
первое время подушкой, из которой она потом сошьет себе одежду.
Остальное как можно аккуратней и плотнее уложила в сундук, а сундук
закрыла на замок. Отвадить воров не так и сложно: не искушай, и не
придется драться за имущество. Вот такую мудрую мысль она теперь
уложила в голове.
Всё время в голове вертелись мысли о
еде, и были они такими яркими, что одну из них Мишель принялась
воплощать сразу, едва закончила самые необходимые приготовления. Из
самой тонкой тряпки — батистовой рубашки — она соорудила ловушку
для морских гадов: завязала один конец узлом, а в другой вшила
сложенные кругом лианы с ближайшего куста.
День уже клонился к закату, когда
она прошлась по берегу, собирая в полученную ловушку выброшенные
морем остатки водорослей, дохлых рыбок и раковины. Только сейчас,
понимая, что ловушку надо забрасывать не у самого берега, что
придется зайти на глубину, она решилась снять ботинки. Чулки
присохли к ссадинам там, где заломы засохшей от морской воды обуви
вписались в стопы, и кровавые пятна расползадись коричневыми
кляксами. Мишель прикусила губу. Нужно было как-то снять чулки, и
пришлось идти к океану, чтобы размочить засохшие кровавые
корки.
Едва вода попала в раны, как они тут
же запекли, засаднили, и у Мишель все же не сдержала слез. И боль
как будто бы была не такой уж и сильной, но стало так обидно!..
Сколько ещё будут заживать руки и ноги? Когда она сможет хоть
что-то делать? Она ещё точно не знала, что именно нужно сделать, но
хорошо понимала, что сделать придется очень и очень многое, и так
жалко было потерянного времени! Да, да, именно времени, а вовсе не
себя, не своих разбитых ног, не саднящих ладоней — нет, нет!
Подобрав с песка камень, она изо
всех сил швырнула его в воды океана. А потом отыскала ещё один и
тоже швырнула в воду. Стало легче, и она нашла ещё один, бросила
его внутрь своей ловушки — для тяжести. Сняла ножны, стянула мокрые
чулки, отбросила всё подальше от линии прибоя и зашла в воду.
Заплыла подальше и позволила мешку опуститься на дно. Когда
возвращалась, медленно выпускала веревку, а потом, на берегу,
привязала её к тяжелой, вросшей в сырой песок, коряге.