Да, кстати. Вещи. Пока она была
занята вещами, голод чувствовался все острее, а в голове вертелись
мысли о еде. Отлучиться, чтобы пойти хотя бы напиться, Мишель не
могла — нужно было успеть устроиться на новом месте до заката. И
едва руки освободились, как она занялась едой.
Из самой тонкой тряпки — батистовой
рубашки — она соорудила ловушку для морских гадов: завязала один
конец узлом, а в другой вшила сложенные кругом лианы с ближайшего
куста — спасибо доку за нитки и иголку.
День уже клонился к закату, когда
она прошлась по берегу, собирая выброшенные морем остатки
водорослей, дохлых рыбок и раковины — будут приманкой. Только
сейчас, понимая, что ловушку надо забрасывать не у самого берега,
что придется зайти на глубину, она решилась снять ботинки. Чулки
присохли к ссадинам там, где заломы засохшей от морской воды обуви
вписались в стопы, и кровавые пятна расползались коричневыми
кляксами. Мишель прикусила губу. Нужно было как-то снять чулки, и
пришлось идти к океану, чтобы размочить засохшие кровавые
корки.
Едва вода попала в раны, как они тут
же запекли, засаднили, и у Мишель не сдержала слез. И боль как
будто бы была не такой уж и сильной, но стало так обидно!.. Сколько
ещё будут заживать руки и ноги? Когда она сможет хоть что-то
делать? И так жалко потерянного времени! Да, да, именно времени, а
вовсе не себя, не своих разбитых ног, не саднящих ладоней — нет,
нет!
Подобрав с песка камень, она изо
всех сил швырнула его в воды океана. А потом отыскала ещё один и
тоже швырнула в воду. Стало легче, и она нашла ещё один, но бросила
его не в воду, а внутрь своей ловушки — для тяжести.
Сняла ножны, стянула мокрые чулки,
отбросила всё подальше от линии прибоя и зашла в воду. Заплыла на
глубину и опустила мешок. Возвращаясь к берегу, медленно выпускала
веревку, а потом, уже на суше, привязала к тяжелой, вросшей в сырой
песок, коряге.
Устала так, что хотелось только
одного: упасть и уснуть. Ну и пусть под головой песок, пусть от
голода болит живот, а обгоревшие на солнце лицо и плечи пекут
немилосердно.
Но Мишель все равно прошла вдоль
линии прибоя и насобирала охапку плавника. Вернувшись к своему
лагерю, достала мешочек с огнивом и развела костер. Пока занимались
дрова, пока разгорался костер, просила Божественную Пятерицу
благословить большую и светлую душу дока за все добро, которое он
сделал для незнакомой девчонки не понять каким ветром занесенную на
корабль, где он служил.