Сгрузила мешок и, подбросив огонь ещё
деревяшек, высыпала добычу. Руки дрожали от голода, и Мишель
выбрала нескольких рыбок, отчаянно трепыхавшихся в куче, быстро
выпотрошила их с помощью мачете. Руки действовали плохо, и пришлось
выпустить капельку мастерства, чтобы оружие слушалось. Израненные
ладони были не лучшим проводником, и тушки в результате оказались
плохо очищены от чешуи. Но хоть не порезалась, и это успокаивало.
Рыбу после обработки можно было сложить только в плоскую раковину,
хоть и не хотелось — та была в песке, а Мишель не догадалась помыть
её сразу, пока была у воды.
К тому же вода ещё была нужна для
похлебки. Да, рыбку можно и запечь, но её так мало, что не наешься,
к тому же во рту стоял вкус матросской юшки, которой док как-то
угощал её на корабле — Мишель то и дело сглатывала голодную слюну.
Пришлось снова поковылять к морю.
Обнажившееся дно было неровным,
кое-где встречались острые камни, которые накалывали ступни,
кое-где — скользкие водоросли. Из-за этого приходилось идти
медленно, и Мишель зашла настолько далеко, насколько смогла,
прополоскала в тусклом свете звезд почищенную рыбу. А потом
простояла, наверное, минуту в размышлениях: можно ли взять морскую
воду для супа или нет? От усталости и голода думалось плохо. Но
ноги снова щипало от соленой воды, и Мишель представила, как в
потемках будет искать родник. Тут же решение было принято — она
зачерпнула из океана и осторожно пошла обратно, чтобы не пролить ни
капли.
Есть хотелось все сильнее, но у
костра Мишель заставила себя сначала соорудить из двух камней
подобие очага — потерять сейчас еду, разлив плошку, казалось просто
немыслимым! — и только потом пристроила посудину над прогоревшими
головешками.
Похлебка сварилась быстро, Мишель
поняла это по запаху. И едва не обожглась, потянувшись к раковине
голыми руками. Отдернула их, нетерпеливо сорвала с плеч ткань и,
через неё ухватив посуду, бережно перенесла на песок в стороне от
костра. Чтобы прямо сразу не выхлебать все, не обжечь и рот, отошла
к навесу — устроить место для сна. Пусть еда остынет.
И каждую секунду, сооружая себе
лежанку из отобранных вещей, поглядывала на похлебку. Когда
закончила, еще, наверное, полминуты удерживала себя от того, чтобы
не броситься к раковине-плошке. Пошла неспешно, чувствуя, как болит
и дергает от голода живот.