Иногда я все еще ползу к нему.
46
Софи.
Софи – моя абсолютная подруга. Абсолютная: без границ и пределов. С ней убеги в Париж каждый месяц, Синематека – Маккендрик, Кавалье, Дзампа, Ланг, Сарафян, – Орсе и Картье, блошиный рынок Поль-Берт в Клиньянкуре. С ней тонны книг. С ней иногда неистовство опер, легкость балетов.
С ней мой шалый смех и все мои секреты.
Софи знает. Она знает, как я искренна, знает, как глубоки мои озера и как рвется с привязи моя душа. Как я улетаю, когда плохо кончают героини моих любимых опер – Чио-Чио-сан, Мими, Русалка.
Знает она и то, как меня заносит.
– Но на этот раз, – сказала она, – занесло тебя круто. Даже очень круто. Излагаю вкратце. Ты задвинулась на мужике, который вытер рот в ресторане, в чем, кстати сказать, нет ничего такого уж исключительного, это говорит только о том, что он хорошо воспитан. Ты видишь его каждый день или почти. Больше трех недель ни единого слова, только взгляды кокера, глазки в угол – на нос – на предмет, улыбки с румянцем. Ты танцуешь на тротуаре, скоро запоешь Греко[10]. Пройдет немного времени, и ты сядешь за столик рядом с его. Вы впервые заговорите, если только этот тип не немой. Ты не посмеешь поднять на него глаза. Он, полагаю, тоже. Женатик, понятное дело. От его голоса, каким бы он ни был, у тебя побегут мурашки. Ты сравнишь его с голосом Сами Фрея. Мориса Роне. С голосами, у которых есть плоть. Вот тебе и гусиная кожа, моя гусочка. А пока ты звонишь мне. Губки бантиком: да что это со мной, моя Софи? Раздрай, вот что. И вот она я. Как всегда. Скажи, кстати, спасибо лучшей подружке. Вот она я и вот она ты, здесь, передо мной, прекрати улыбаться, у тебя идиотский вид, как в шестнадцать лет, когда ты вела девчачий дневник, да-да, девчачий, ты не забыла, что была по уши влюблена в Жан-Кристофа Тана, чернявого красавчика, который умел играть только «Запретные игры» и «Голубой дом» на своей гитаре, очуметь, мы больше не могли, мы посылали ему партитуры Битлов и Джанго Рейнхардта, – молчи, ты не забыла, что хотела умереть, потому что он на тебя не смотрел, и у тебя из-за этого высыпали прыщи по всему лицу, а теперь, пусть и без прыщей, хотя ты их заслужила, я снова вижу мою дебильную подружку, даже мегадебильную. (Она немного помолчала и продолжала серьезнее.) Ты же не бросишь Оливье из-за этого. Не бросишь твоих детей. Твою жизнь. После всего, что вы вместе пережили. Его болезни. Вашего огромного мужества, его и твоего. Если у тебя сорвало резьбу, я могу увезти тебя на несколько дней в Мадрид. Будем пить «Баккарди» с