– Ладно.
– Расскажи пацанам, что на воле. А то сидим здесь, как медведи в берлоге – ни телика, ни газет.
– Да я уже девять дней как оттуда, – глаза слипаются, еле ворочаю языком.
– Выборы приближаются, политики мутузят друг друга. Бывших министров отправили в СИЗО.
– Каких министров? – соседи отрываются от нард.
– МВД и железнодорожного транспорта.
– Сладкие прянички! Пощупать бы их! – один из постояльцев, замечтавшись, опускает сигарету слишком близко к одеялу. Смрад палёной шерсти заполняет камеру.
– Пиндос вислоухий! – Вован отвешивает мечтателю подзатыльник. – Смотри, куда сигарету пхнёшь! Сгорим к матери!
Постепенно все утихают. Соседи доигрывают партию. Воздух в камере сгущается от «последней на сегодня», одной на двоих, сигареты. Через минуту все спят.
Обычно в тюрьме спишь плохо: мешает никогда не гаснущий свет, спёртый воздух и сама атмосфера, насыщенная энергией страданий и несвободы. Но в ту ночь, не знаю почему, я сплю на удивление крепко и под утро вижу сон.
ПОБЕГ
Среди сотен книг моей библиотеки мне особо дорога одна: время слизало с неё обложку, многократное чтение растрепало страницы, а игривый щенок оставил на переплёте следы крошечных зубов. Но стоит только взять её в руки, как услужливая память переносит на много-много лет назад
Я вижу прямоугольник света, льющегося в спальню из окошка выше двери, ряды кроватей с посапывающими одноклассниками и себя, склонившегося над книгой. Перевернёшь страницу – и Дик Сэнд выводит «Пилигрим» в полное опасностей плавание, а могучий Геркулес в очередной раз спасает пятнадцатилетнего капитана. Забываю обо всём: мне снова десять, я – ученик третьего «А» класса специализированной школы-интерната №1.
Алексей Рыжов, октябрь 1978 г.
Из окон струится шафрановый свет осеннего утра. Сон ещё держит в крепких объятиях одиннадцать мальчишек. Александра Георгиевна, осторожно приоткрыв дверь, входит в спальню. Половица возле кровати громко скрипит, но я не просыпаюсь. Прикосновение к худенькому плечу: – Алёша, пора вставать! Ты сегодня дежурный. Не забыл?
Сложно десятилетнему мальчишке выныривать из глубин приятных снов. Будто после нырка ты рвёшься вверх, но упругая, словно кисель, вода не пускает, тянет вниз. – Я уже встаю
Босыми ногами на прохладный линолеум; пальцами нащупываю тапочки. Десять шагов до белой двери – под ногами скрипят доски коридора. Налево – «комната гигиены» с железными умывальниками и вмурованными зеркалами. Кафель на полу вытерт до белизны. Ещё пять шагов – и кабинка туалета принимает меня.