— Возрадуйтесь, братья мои. Он явился. Лорд Малакат вновь
озаряет своим тёмным светом Голубой Рубикон. Мать Рохана была
права.
Эльфы громко зашумели, встревоженные и одновременно
возбуждённые. Фальдагор поднял голову, окинул их пронзительным
взглядом, и в зале вновь воцарилась тишина.
— Лорд Малакат возродился. Я чувствую это, благодаря силе
Священного Яркамня. Кому-то из вас это может быть не по нраву. Но я
скажу им: не нам с вами судить, каким должен быть инструмент,
избранный Светом для достижения своих целей. В любом случае, это
случилось, и цикл пророчеств начнет теперь исполняться. Будем же
терпеливы, и в конце концов мы узрим, как Великая Джамараджа[3]
вернется под сень истинных Владык Возвышения. Да святятся священные
тексты «Шасс-Цебби». Да святится престол Перворождённых!
***
В это же время почти на другом конце мира в мрачных чертогах
Храма Пятёрки собралась ещё одна компания. Это были жрецы,
аристократы и воины, задрапированные все как один в чёрные
балахоны. И лишь по выражению их лиц можно было догадаться о
кастовой принадлежности собравшихся. Благородные юнцы из
аристократических семейств Турана, Эледона, Замира и других Золотых
Королевств отличались в толпе роскошными кудрями, лицами,
разукрашенными макияжем, и холёными руками. Воины казались суровыми
рубаками, и в то же время их глаза были наполнены огнём
неподдельного фанатизма. Жрецы, в основной своей массе, явно
проповедовали путь аскезы, хотя и среди них можно было разглядеть
нескольких тучных отцов, очевидно, пребывающих в добрых отношениях
с демонами чревоугодия и распутства. Но, как бы там ни было, все
они с одинаковым подобострастием смотрели на верховного Епископа
Чёрной Церкви, Мухтара Бенсала Лариони.
То был человек незаурядных способностей, с большим загнутым
носом и тонким ртом, линия которого выражала ненависть ко всему,
что шло вразрез с учением Терфиады. Этот человек был жесток, как
никто другой, и в то же время, вызывал если не симпатию, то
глубокую заинтересованность. Каждому, только взглянувшему на него,
было ясно, что с ним не нужно шутить, ибо в коварстве и
злопамятстве Лариони превосходил ядовитую змею ашку из пустыни
Ндахо. Сегодня же лицо архиепископа отражало целую гамму чувств,
вызванных долгим ожиданием и неосознанным страхом. Сама атмосфера в
храме была насыщена им, угнетая каждого присутствующего: и гостя, и
церковного служку.