Я перебил:
— Это не слух был. Я сам находился там, в центре позиции, и
видел, как стремительно французы поднялись по склону, сходу
захватывая наши батареи. Тогда я схватил знамя и возглавил атаку
пехотной гвардии. Бежал на французов, пока пуля меня не
свалила.
— Простите, ваше высокоблагородие, но я же не знал тогда, слух
то или правда, потому что рядовым никто не докладывает. Я только
приказы исполнял, как положено. Когда наш Конный полк выдвинулся из
резерва, нам дали приказ выручать пехотинцев, которым туго
приходилось под натиском кавалерии французов. Ну, мы переправились
через ручей и атаковали супостатов, отогнав их легкую кавалерию от
нашей пехоты. Потом нам дали приказ рассеять и пехоту противника.
Дело происходило под плотным вражеским огнем из ружей, когда мы
врубились в пехоту французов. Не знаю, скольких пехотинцев я точно
убил в тот момент и конем затоптал, но пять или шесть, не меньше.
Но и мы своих теряли. Я видел, как падали вокруг лошади с
всадниками. Но вражескую пехоту мы потоптали изрядно и потом
все-таки сшиблись с кавалеристами из французской гвардии, которая
на выручку к своим кинулась. И, точно помню, зарубил я в той свалке
двоих насмерть своим палашом, пока коня моего не убили. А когда
пушечное ядро Сивке голову снесло, и он опрокинулся на скаку, так
мне ногу и придавило его мертвым боком. Да еще и в левое плечо мое
пуля попала, отчего кровь вытекла вместе со всеми силами. Оттого
меня в плен французы и взяли, что сопротивляться уже никак не мог.
А то я еще положил бы нескольких врагов, наверняка положил бы! —
глаза лейб-гвардейца сверкнули недобрым огоньком. И я даже не
сомневался, что рядовой кавалерист говорит чистую правду. А если и
привирает немного, то совсем чуть-чуть. Сражение при Аустерлице, на
самом деле, получилось весьма кровавым.
Выслушав Коротаева, я сказал:
— Теперь мне понятно, что в плен ты попал почти таким же нелепым
образом, как и я. А сейчас расскажи, почему мы здесь оказались и в
списки на обмен пленных не попали?
Он ответил:
— Ваше сиятельство, я думаю, что забыли про нас по той причине,
что вас отправили сюда умирать. А раз меня при вас определили, то и
меня позабыли заодно.
— А с чего ты решил, что меня умирать оставили? — спросил я.
— Так ведь главный французский хирург сказал, что вы, скорее
всего, не выживете. Вот и определили вас на попечение местных
жителей, как безнадежного, — ответил Коротаев честно. Потом
добавил: