Попробовал сказать что-нибудь на пробу. Крикнул в дверь:
— Эй! Есть тут кто-нибудь?
Звуки получились сиплыми, чуть громче шепота, но и это уже
хорошо. А то помню, что и вовсе не мог после ранения говорить. И
все равно, пока криком позвать кого-нибудь у меня не получится. Тут
мой взгляд остановился на грубо сколоченном стуле, стоящем возле
кровати. «Интересно, а если попробовать уронить этот предмет
мебели, то на грохот кто-нибудь прибежит, или нет?» — подумал я,
попытавшись дотянуться правой рукой до спинки стула. Конечность
пока слушалась с трудом, но все-таки кое-как подчинялась. Потому с
третьей попытки стул смог опрокинуть. И он с грохотом повалился на
дощатый пол.
Тут за дверью затопали, и через несколько секунд в комнату
заглянул какой-то усатый мужик, уставившись на меня,
приподнявшегося на локте в постели, так, словно видел впервые.
Удивленно моргая глазами, он произнес на чистом русском:
— Пришли, значится, в себя, ваше высокоблагородие?
— А ты кто такой? — спросил я.
Усатый вошел в комнату, сильно хромая на правую ногу. Одежда на
нем сидела гражданская, но, остановившись, он вытянулся
по-строевому и отрапортовал:
— Разрешите представиться, ваше сиятельство, рядовой 2-го взвода
3-го эскадрона Конного полка лейб-гвардии Степан Коротаев. Назначен
вам в денщики.
— Кем назначен? — поинтересовался я.
— Французами, — пробормотал он, потупив взор. Но тут же
добавил:
— Мы же с вами в плену находимся, ваше высокоблагородие. Не
обменяли нас, а тут оставили.
— А что, других наших обменяли уже? — удивился я.
— Точно так. Обменяли намедни, — доложил пленный
лейб-гвардеец.
— Чего же нас с тобой не обменяли тогда? — поинтересовался
я.
— А про нас забыли, наверное, — пожал плечами Коротаев.
Оценив ситуацию, я дал указания:
— Ты вот что, рядовой, подними стул, садись и рассказывай.
— Про что рассказывать, ваше высокоблагородие? — не понял
Степан.
— Ну, начни с того, как в плен попал, — подсказал я.
Он кивнул, поднял стул, уселся на него и начал:
— В день битвы утро выдалось ясное. Конь подо мной был добрый,
Сивкой звали его. На сердце радость разливалась, что идем в бой за
государя-императора нашего против поганых этих французишек.
Командовал нашим полком генерал-майор Иван Федорович Янкович,
храбрый командир. Сначала мы стояли в резерве. Потом стрельба
началась из ружей и орудий. Она быстро усиливалась, сливаясь в
канонаду. Тогда слух кто-то пустил панический, что французы наш
центр смяли и уже занимают Праценские высоты…