Пока Степан убирал остатки формы обратно в комод, я обдумывал
сложившееся положение. Мне очень хотелось постараться быстро прийти
в себя за несколько дней с хорошей кормежкой у мельника и затем,
немного окрепнув, сразу пробираться домой. Поскольку я четко
осознавал, что чем раньше начну свою прогрессивную деятельность,
которую я задумал на благо Отечеству, тем лучше результаты будут.
И, если все задуманное получится, то русская армия встретит в 1812
году французов уже совсем с другим вооружением, которое не оставит
Наполеону никаких шансов победить на поле боя!
Да, так и будет, если я за семь лет, которые есть у меня в
запасе, создам свое оружейное предприятие и вооружу хотя бы
несколько пехотных полков пулеметами и винтовками, пусть на уровне
максимов и мосинок, то нечего будет ловить этому корсиканскому
чудовищу в противостоянии с русской армией! Нет, какие, к черту,
максимы и мосинки? Лучше назову волконы и волконки! Волконский я,
или кто? Надо же теперь и свой род княжеский увековечивать, раз в
шкуре князя оказался! А в историю оружие моего производства точно
войдет, если с его помощью русская армия победит Бонопарта и
сделается сильнейшей в мире!
До сих пор я вспоминал с ненавистью надменное выражение лица
Наполеона. Ни один артист так не сыграет тихое торжество
самоуверенного военачальника над поверженным противником. С другой
стороны, приходилось признавать, что именно этот корсиканец спас
мне жизнь. Не набреди он на меня совершенно случайно, да не прикажи
доставить к Ларрею, я бы умер здесь во второй раз после своего
«попадания». Хм, двойственная какая-то ситуация получается: главный
враг России спас меня от смерти…
Мои рассуждения прервал топот шагов снаружи комнаты. И вскоре в
мою комнату снова вошел мельник, а за ним шла какая-то женщина
средних лет, несущая в руках тючок непонятного тряпья. Она была
одета в длинное серое шерстяное платье, в белый чепец и в
замызганный белый фартук, а ее круглое простоватое лицо не выражало
эмоций. Служанка, похоже.
— Вот. Вы просили одежду, пан княжич. Могу предложить только
это, — сказал старик на русском, которым тоже, оказывается, неплохо
владел.
И служанка, размотав тюк, выложила на мою кровать крестьянские
штаны и рубашку из холстины.
— А лучше ничего у вас не нашлось, чем это рубище? — спросил я,
давно обратив внимание, что и Степан носит подобную одежду.