Рассуждая о своем сне и о предстоящих отношениях с княжеской
женой, когда выберусь из плена и окажусь дома, я сидел в своей
комнате на единственном стуле, придвинувшись вплотную к филенчатому
окну и глядя на постройки мельницы. Как оказалось, мы со Степаном
располагались в гостевом домике, а большой дом мельника, в котором
старик жил с семьей, был сделан из камня и находился правее. Сразу
за ним на берегу небольшой речки виднелась и сама мельница. А на
противоположном речном берегу на фоне поля и леса за ним,
поднимающегося по склону на ближайшую гору, торчали крыши
деревенских домов. Берега соединялись деревянным мостом,
поставленным поверху плотины. К середине декабря в Моравии пока не
наблюдалось таких морозов, чтобы река могла замерзнуть. И потому
сила воды, исправно поступающей по желобу, приводила в движение
большое деревянное колесо точно так же, как и летом.
Сразу за мельницей речку перегораживала плотина, сделанная из
бревен и камней, создавая небольшое водохранилище, запруду с водой,
приподнятую над руслом реки на несколько метров, которая
обеспечивала вполне достаточный постоянный водяной напор для того,
чтобы колесо не останавливалось ни на секунду в своем вращении. Ось
от мельничного колеса уходила через отверстие в стену каменного
строения, напоминающего амбар, которое и было, собственно,
мельницей, где каменные жернова, получая вращение через нехитрый
передаточный механизм, сделанный из больших дубовых зубчатых колес,
перетирали зерно в муку. Тупо наблюдая за мерным вращением водяного
колеса, я не заметил, как пролетело время, и Степан, вбежав в
комнату, радостно объявил, что пани Иржина подъехала на своей
бричке к дому мельника. Я этого не видел, поскольку фасады
мельничного хутора смотрели не в сторону реки, куда выходило
единственное окошко моей комнаты, а в сторону дороги, которую мне
из окна видно не было.
Когда Степан сказал мне, что Иржина — это дама среднего
возраста, я сразу представил себе женщину за сорок. Но, я ошибся.
Та голубоглазая блондинка, которая вошла в мою комнату, выглядела
не больше, чем на тридцать. Просто здесь продолжительность жизни
была значительно меньше, потому и средним возрастом человека
считалось десятилетие между тридцатью и сорока. А после сорока по
местным представлениям наступала старость. Но, многие не доживали и
до этого возраста. Особенно военные и люди, вынужденные тяжело
трудиться.