— Стойте, братцы! Я ротмистр кавалергардов, князь Андрей
Волконский! Со мной Степан Коротаев, рядовой Конного полка
лейб-гвардии! Мы здесь в плену!
Удивительно, но бойцы остановились, не став стрелять в нас.
Видимо, сыграло роль то, что мы со Степаном были одеты в остатки
формы, которую они тут же узнали. А сзади чей-то могучий бас
пророкотал:
— Расступись!
И я узнал по голосу того, кто только что яростно ругался и
приказывал семеновцам усилить натиск. Выбравшись вперед, он окинул
взглядом наши с Коротаевым потрепанные мундиры и представился:
— Федор Дорохов. Поручик Семеновского полка, разжалованный в
рядовые. Я здесь командую.
С его клинка капала кровь, форма была изодрана и окровавлена,
головной убор отсутствовал, а на лбу пламенел свежий косой порез,
нанесенный, видимо, вражеским клинком. Передо мной стоял человек
среднего роста, широкоплечий, но стройный, его вьющиеся светлые
волосы спутались от крови и пота, а голубые глаза, при этом,
оставались холодными и внимательными в то время, как тонкие губы
извивались в нагловатой и хищной ухмылке. Тем не менее, взгляд его
выдавал не только непростой напористый характер, но и достаточно
прозорливый ум. Что и подтвердилось, когда он крикнул бойцам:
— Отставить штурм башни! Здесь свои!
А в моей голове бешено завертелись зубчатые колеса мыслей: «Не
тот ли это Дорохов, который Долохов в романе у Льва Толстого,
известный петербургский бретер и повеса?»
И я спросил его:
— А не знакомы ли вы, случайно, с моим другом Пьером
Безруковым?
Тут же выражение его лица смягчилось, и, улыбнувшись уже вполне
безобидно, Федор произнес:
— Как же! Разумеется, близко знаком! Нас познакомил князь
Анатоль Карягин! А потом столько было вместе с Пьером интересных
приключений! Особенно одно мне очень запомнилось, когда мы втроем
раздобыли живого медведя, затащили его в карету и повезли к
актрискам. После, когда кто-то позвал полицию, мы схватили
квартального, привязали его к спине медведя и отправили плавать в
Мойку! Вот уж потехи тогда было!
И Федор Дорохов рассмеялся, а вслед за ним засмеялись и его
бойцы, опустив оружие.
Впрочем, как подсказывали мне воспоминания прежнего князя
Андрея, всплывшие из памяти тела с некоторым опозданием, он, то
есть теперь я, этого человека знал и прежде, хотя и мельком.
Помнится, даже представлял его, уже разжалованного, Кутузову во
время смотра Семеновского полка в Браунау. А потом и перед
сражением при Шенграбене сталкивался с ним, увидев тогда Федора,
разговаривающим с французскими солдатами на их языке. А потом было
доложено, что во время сражения он взял в плен французского офицера
и, несмотря на ранение, оставался в строю.