В траве, где шепчет ветер,
Крадусь я неслышим,
Я меньше всех на свете,
Я - тень, виденье, дым.
Пройду - не трону ветви,
Не покачну камыш,
Я меньше всех на свете,
Я - полевая мышь.
Едва отзвучала последняя строка немудреного заговора, как
ощущение недоброго пристального взгляда из леса пропало, как и
давление чужой воли. Архип удовлетворенно хмыкнул. Нередко молва
приписывала колдунам и ведьмам умение обращаться в самых разных
животных от ворон и кошек до медведей, а то и вообще всяких прочих
мифических бегемотов. Естественно, это было невозможно. Таков уж
был порядок вещей, заложенный Создателем, что в нем ничего не
бралось из ниоткуда, и вникуда не уходило. От того взрослому
человеку никогда не стать кошкой, разве что кошка та будет размером
с доброго теленка. Но все-таки некая толика правды в этих слухах
была: колдун не мог менять свою суть и обращаться в животное, но
мог заставить окружающих в это обращение поверить. Вот и сейчас,
для любого стороннего зрителя, буде он случился бы в этих местах,
Архип, накинув на плечи расшитый платок, скукожился до размера
детского кулачка, оброс шестью и обзавелся длинным хвостом. В
общем, превратился в самого настоящего мыша. Естественно какую
действительно мощную погань этим не обмануть, но вот от
невнимательного поверхностного взгляда, или просто всяческой мелочи
лучше средства и не сыскать.
Теперь, разобравшись с первой трудностью, необходимо было
определиться с направлением движения. Для этого Архип вытащил из
сумки волшебный клубок, изготовленный им как раз для подобных
случаев, и уже не первый год исправно несший свою службу, и
зашептал над ним заговор:
Ты катись, катись, клубок,
Через поле и лесок,
Помоги найти детей,
Что украл лихой злодей...
А потом еще раз. И еще. И еще... Где-то на задворках разума
промелькнула мысль, что давно уже остались позади времена, когда
молодой чернокнижник Архип, которого тогда, конечно же, звали
совершенно иначе, с патетическим видом читал многосложные вирши с
размером, настолько странным и непривычным, что вызывал головную
боль, на языке более древнем, чем древнейшая из описанных в умных
книгах империй. Вирши, где каждое неправильное ударение, каждый
ошибочный слог грозил обрушить на человека неописуемые опасности.
Вирши, которые надлежало читать во время непередаваемо мерзких и
сложных ритуалов, считавшихся древними даже во времена легендарных
Та-Хемета, Ашура и Лемурии. Да и цели его стали приземленнее...
Раньше он мечтал о всемогуществе и власти, о рабах и прислужниках,
а теперь, вот, читал слепленные сикось-накось на ходу
четверостишия, чтобы найти потерявшихся в колдовском лесу детей
безмозглого пьяницы. А самым забавным, что он уже и не мог сказать
теперь, какая жизнь ему более по душе, даже приставь кто ему к
горлу нож.