Беседа стопорилась, переминалась неловкими паузами, но спустя
полчаса и новую порцию чая, потекла ровным потоком, понесла нас в
беззаботные времена детства, школы, студенчества. Когда наступила
тишина, послышалась тягучая мелодия из уст одноклассницы – Кати
Нангаевой. Вслед за ней сначала неуверенно, но позже в полный хор
запели все. Одну за другой мы спели все песни из репертуара
школьных выпускных и замолчали. На столе появилось вино, разговор
снова разгорячился, назрел спор о разности технарей и гуманитариев,
но стих, когда из комнаты, в которой жила бабушка, послышался
гул.
Я не смогла бы спутать его ни с чем, даже если бы захотела – так
гудел бабушкин бубен. Мама заглянула к нам, встретилась со мной
взглядом и кивком показала на бабушкину комнату. Я встала, медленно
вышла из-за стола и, сопровождаемая десятком пар встревоженных
глаз, вошла в бабушкину спальню. Бубен висел над кроватью – старый,
передаваемый по наследству. Он уже успокоился, звук исчез, но мы
подошли к нему, убеждая самих себя в том, что в комнате никого нет
и быть не может.
– Может показалось? – неуверенно спросила я.
– Боюсь, что нет. – мама нахмурилась, брови её изогнулись, а
рука потянулась к бубну, но задержалась не дотронувшись. – Она
сказала, что бубен должна забрать ты.
– Почему я?
– Не знаю. Ей виднее. – мама посмотрела на меня извиняющимися
глазами и вывела из комнаты.
– Что это было? – спросили с разных сторон одновременно.
– Телефон забыла выключить. – я ободряюще улыбнулась. – Может в
карты?
Через час гости начали расходиться. После ухода последних я
убрала со стола и тихо, не привлекая внимания родителей вошла в
комнату бабушки. Бубен молчал. Я подошла к нему и коснулась
кончиками пальцев его шероховатой поверхности. Он ответил мне
лёгкой вибрацией, но звуков больше не издавал. Меня окатило тёплой
волной, которая всколыхнула в душе что-то светлое. Я попыталась
понять что именно, но не смогла – упустила пьянящее чувство,
которое сменилось тоскливым холодом.
Постояв в комнате ещё немного, я оделась и вышла на улицу. Ноги
сами несли меня по узким улицам, петляли между домов, пока грудь не
наполнилась морским простором. Нагаевская бухта развернулась передо
мной – привычная с детства, она обнимала воздушными крыльями. Я
пошла вдоль берега, попыталась найти глазами “драконов”, но не
смогла. Не сразу вспомнила о том, что их снесли в прошлом году.
Внутри разрослась тоска, переполнилась и вылилась слезами. Я
всхлипывала, вытирала нос рукавом старой куртки и удивлялась тому,
что не смерть бабушки вызвала во мне слёзы, а факт уничтожения
старой тропосферной радиорелейной линии связи.