Я молча покачала головой. А ведь дядюшка Фергюс предупреждал! В
проницательности ему не откажешь.
Этан насторожился.
- Церковную кассу? И большая ли там была сумма?
- Понятия не имею, - развел руками доктор. - Знаю только, что
викарий из-за этого в полной прострации.
- Еще бы, - пробормотал Этан.
Я негромко заметила:
- Вырученные за вчерашний концерт деньги остались у леди Норвуд.
Она упоминала мельком, что еще не успела передать их викарию.
Этан благодарно кивнул, потер переносицу и сказал
решительно:
- Я должен с ним поговорить.
Доктор нахмурился, поразмыслил немного и разрешил:
- Ну хорошо. Может, если вы найдете деньги, это хоть немного
успокоит беднягу. Только не дольше пяти минут.
Этан клятвенно заверил, что о большем и не мечтал...
Викарий оказался мужчиной лет пятидесяти, с мягким лицом и
негромким голосом. При виде посетителей он попытался приподняться
на подушках, побледнел и с тихим "ох!" схватился за сердце. На
тумбочке рядом с кроватью я заметила красноречиво перевернутую
изображением вниз фотографию в дорогой серебряной рамке.
- Я помогу! - кинулась к нему Регина, которая до того вела себя
удивительно тихо, как будто даже пришиблено.
Невзирая на слабые протесты, она подхватила священника за плечи
и помогла сесть.
- А теперь еще подушечку под спину, - приговаривала она. - Вот,
так вам будет удобно.
- Оставьте меня в покое... - пробормотал он, повыше натягивая
одеяло. - Слышите? Это все из-за вас!
Регина замерла с поднятыми руками.
- Из-за меня? - переспросила она недоуменно.
- Именно! - бледное лицо викария от негодования чуть порозовело.
- Я уверен, Сесиль наслушалась этих ваших бредней, про сильных
женщин и все такое. Как вам не стыдно? Вы же рушите семьи!
- Но это не бредни! - возмутилась Регина.
Глаза ее засверкали, подбородок упрямо выдвинулся.
- Бредни! И еще какие. Как вы не понимаете, что место женщины
рядом с мужем? Ей дано Господом великое счастье - даровать жизнь!
Как можно променять это на какую-то там свободу?!
Регина помолчала. Затем взяла с тумбочки кувшин, налила в стакан
воды и велела хладнокровно:
- Пейте!
Викарий хлопнул глазами - и покорно выпил.
- А теперь послушайте, - твердо сказала она, убедившись, что он
немного успокоился и больше не рискует повторным приступом. - Мы,
суфражистки, вовсе не отрицаем брак. Семья - это счастье. Но какое
счастье может быть в оковах? Мы не хотим быть собственностью мужа.
Если какой-нибудь мужчина осмеливается видеть рядом с собой
подругу, а не вещь, - о, такому мужчине мы аплодируем стоя!