А еще внутри снова зашевелился мерзкий червячок угрызений
совести, которого я не слышал почти сутки. Он словно нарочно
проецировал на внутренний экран памяти образы кровохлёбов,
обрывающих жизни несчастных вояк, будто заставляя меня понять,
насколько ничтожны мои беспокойства на фоне других событий.
— У вас же с Машей секса не было? — словно между делом
поинтересовался Игорь, затягиваясь сигаретой.
— Знаешь же, что нет, — фыркнул я, поправляя автоматный ремень.
— Твоими стараниями, к слову…
— А, ты про то, когда мы снежки в окна кидали, чтобы вас гулять
вытащить? — хихикнул Гарик.
— Да, именно про то… Вот надо было тогда этой ерундой
заниматься? Сказал же, что с Марёхой буду, на фига надо было лезть?
Мы уже почти что до этого дошли, а тут вы. И снег в окна.
Бах-бах!
— Нам гулять хотелось, — пожал плечами Гарик.
— А мне трахаться.
— Так трахаться, или любовь?
— Блин, и любовь, и трахаться, — я начинал злиться из-за пустой
траты времени. — Гарик, говори уже прямо, к чему это всё?
— Хорошо, — спокойно начал он. — Я хочу, чтобы ты успокоился и
подумал вот о чём. Допустим, мы сейчас найдем Нат и как-то уговорим
ехать с нами, ведь ты этого хочешь?
— Причем тут хочешь или не хочешь? — начал я. — Это же логично,
что нам стоит держаться вместе и…
Мезенцев пронзил меня таким взглядом, что я ощутил всю тщетность
попыток выдать собственные желания за общественную пользу.
— Ладно, говори до конца, потом я выскажусь, — буркнул я, чтобы
не терять лица.
— Ну так вот, Нат путешествует с нами. Когда-нибудь, а я, сука,
на это очень надеюсь, мы отыщем путь домой. И вот мы вернулись.
Допустим, просто допустим, с нами Нат. Что дальше? Ей всё равно
придется уйти. Наш мир — не ее родной. А родного у нее больше нет.
У нее нет документов. Кто она? Откуда? Куда устроиться? Где жить
будет? У меня, тебя или Бабаха? Что на такой поворот твои родаки
скажут? А Вовкины? Как думаешь, с какой скоростью участковый мент
нарисуется, чтобы во всём разобраться? А Володьке после тех зимних
приключений проблемы вовсе не нужны.
Я хотел было открыть рот и начать возражать, но не стал. Как бы
тупо это ни звучало, но в словах Гарика был смысл. Вместо этого я
лишь злобно пнул ржавую консервную банку, оказавшуюся на пути.
Игорь сделал вид, что не заметил, какую реакцию вызывают его слова,
и говорил нарочито спокойным тоном, отчего мне захотелось пнуть и
его.