Через два с половиной часа сделали привал.
Десяток километров – пустяковое, в общем, расстояние для
привыкших к длинным переходам и маршам здоровых молодых людей, но,
когда обстоятельства не требуют особой спешки, то можно и поберечь
силы. Выбрали место посуше, расположились у стен, вытянули ноги и
закурили. Дым утягивало сквознячком в ту сторону, откуда они
пришли, и некурящие Аня, Соболь и Охотники сели с наветренной
стороны.
– Скучное место, – заметил Валерка. – И не
сказать, чтобы приятное. Сзади темно, впереди тоже и взгляду не на
чем остановиться.
– Лучше скучное, чем опасное, – откликнулся Сергей
Вешняк. – Для здоровья полезнее.
– Не скажи, Рязань, – оживился Стихарь, явно
обрадованный возможностью потрепать языком. – Скучать очень
вредно. По себе знаю. У меня от скуки в сердце томление делается, а
в голове вроде как затмение. Ну, не то, чтобы совсем, но всё-таки.
Прямо совсем больной мой организм становится от скуки.
– Он у тебя не больной, а дурной становится, – лениво
возразил сержант. – Тоже, томление у него….
– И не от скуки, а от дурости, – ухмыльнулся
Майер. – Я сам такой, знаю.
– Протестую! – помахал рукой Валерка. – Это не
дурость, а живость характера. У нас с тобой, Руди, просто характер
живой, понимаешь? А вот некоторым не понять ни в жизнь. Так что ты,
камрад, не наговаривай на себя. Ну, и на меня заодно.
– Кстати, об опасности и скучной дороге, – сказал
Дитц. – Сколько нам ещё осталось, господа Охотники? И
насколько этот остаток опасен? Это я к тому, чтобы знать, к чему
готовиться.
– Осталось ещё примерно столько же, – откликнулся
Вадим. – А опасность… Раньше здесь было вполне безопасно. Да и
сейчас тоже. Мы бы почувствовали, если что. Не говоря уж об Ане.
Вот когда доберемся до Москвы, там – да, всякое может быть.
Особенно учитывая нынешнюю ситуацию.
– А что ситуация? – фыркнул Валерка. – Подумаешь,
расколошматили десяток другой вертолетов! Если даже эти все машины
такие умные, как вы говорите или умный тот, кто ими управляет, то я
все равно не понимаю, как можно определить, что это именно наша
работа.
– Ты, Валера, рассуждаешь, как человек, – сказал Карл
Хейниц. – А они – машины. Мы не можем себе представить логику
машинного разума. Так я думаю.
– И потом, – добавил Велга, – когда начинается
война, никто не разбирает правых и виноватых. Ты просто уничтожаешь
противника – и всё. Даже странно слышать такое от полкового
разведчика и не самого плохого при том.