– А я что – я ничего, – пожал плечами ростовчанин и
затушил окурок о бетонную стену тоннеля. – Война так война –
дело привычное. Просто я подумал… а, ладно, неважно. Прямо
заклевали меня со всех сторон, – слова не скажи! Набросились.
А ещё товарищи называются.
– Тебя, пожалуй, заклюёшь, – усмехнулся Велга и
поднялся на ноги. – Ну что, двинулись? Не знаю, как вам, а мне
не хотелось бы ночевать в этом безопасном месте.
И всё-таки ночевать им пришлось в тоннеле.
Через час и десять минут после привала дорогу перегородил завал.
Обрушилась часть бетонного перекрытия и, вместе с вывалившейся из
дыры землёй, обломки довольно плотно закупорили проход. Взрывать
завал поостереглись, но и возвращаться назад совершенно не
хотелось.
Пришлось расчехлить сапёрные лопатки и вспомнить фронтовые
навыки. Навыки, как оказалось, никуда не делись, и через три с
половиной часа непрерывных земляных работ в завале, под самым
потолком, образовался лаз на другую сторону, в который вполне мог
протиснуться даже гигант Малышев, не говоря уже об остальных.
– Отсюда до места около полтутора часов пути, –
сказала Людмила. – Может, больше. Ну что, идём дальше?
– Я думаю, лучше утром, – сказал Велга, с искренним
удивлением разглядывая свежую мозоль на ладони. – Надо же,
мозоль натёр. Кто бы мог подумать… Позор на всю Красную Армию! Ну,
да ладно…. Мы подустали маленько с этим завалом, да и провозились с
ним немало времени. Сейчас уже двадцать три сорок пять или, говоря
гражданским языком, без четверти двенадцать. Значит, придём мы в
лучшем случае в час пятнадцать. Или в час тридцать. А может, и
позже. Что это значит?
– Это значит, – сказал Дитц, – что на поверхность
мы выберемся где-то в два тридцать. То есть, всего за полтора часа
до рассвета.
– И будем порядком измотаны, – добавил Велга.
– Ночь – лучшая подруга разведчика, – сказал
Шнайдер.
– А с подругой надо спать, – подмигнул Стихарь. –
Так что, на боковую? Готов первым стоять в карауле при условии, что
ужин готовлю не я.
Двор был изрядно захламлен и весь зарос высокой травой, а дома,
окружавшие его со всех сторон, выглядели на первый взгляд
совершенно нежилыми.
Впрочем, Малышев прекрасно знал, что первого взгляда часто
бывает совершенно недостаточно для оценки окружающей
действительности, а потому смотрел долго и внимательно. Смотрел,
слушал и даже принюхивался.