– Ну, что там? – спросил за его спиной Велга.
– Да, вроде, тихо все. Можно выходить.
– Тогда – вперед.
Люди встретились им через полтора часа.
Полтора часа осторожного и стремительного движения сквозь
проходные дворы по направлению к центру.
Скрываясь за листвой, прижимаясь к стенам домов, не задерживаясь
дольше необходимого времени на открытом пространстве.
Опасность тут была повсюду.
Об этом сразу, как только они выбрались из подземелья, сообщила
Аня, и Охотники подтвердили её слова. Да и сами разведчики шестым
чувством опытных в военном деле людей понимали, что находятся не
просто на чужой, а на враждебной территории, а значит смотреть надо
в оба, двигаться осторожно, и оружие держать наготове. В такой
ситуации Велге некогда было оценивать разницу между его Москвой,
Москвой тридцатых и начала сороковых годов двадцатого века и тем
городом, по которому они пробирались сейчас. Он лишь отметил про
себя, что дома изрядно подросли (очень многие, правда, были изрядно
повреждены и несли на себе следы пожаров и общего запустения),
улицы стали гораздо шире, а слева, на северо-востоке, виднеется
небывалой высоты башня, отдалённо напоминающая то ли военный
крейсер сварогов, то ли гигантский шпиль ушедшего под землю
совершенно уже исполинского сооружения.
– Останкинская телебашня, – шепнул ему на ходу Соболь,
заметив заинтересованный взгляд лейтенанта, и Велга понимающе
кивнул в ответ, так и не поняв на самом деле, что это такое.
Да и некогда ему было вникать в подобные вещи, тем более, что
уже через несколько минут они услышали впереди слабый шум
непонятного происхождения.
То есть непонятным он показался лишь вначале, но стоило
прислушаться и подойти чуть ближе, как стало ясно, что впереди –
люди. Много людей. Толпа.
Все дворы, через которые они шли последний час, выглядели, в
общем и целом одинаково: густо и беспорядочно заросшие травой,
деревьями и разнообразным кустарником, замусоренные всяким хламом,
безлюдные, одичавшие… Да и дворами, в понимании и русских, и
немцев, их назвать было затруднительно. Солдаты помнили совсем
другие городские дворы – целые или сожженные – неважно, но другие.
А это… Какое-то, весьма условно огороженное высоченными
плосколицыми серыми домами, большое, насквозь продуваемое ветрами и
весьма хаотично застроенное внутри одно-двухэтажными зданиями
непонятного назначения пространство – и это дворы? Особенно много
таких они пересекли в самом начале своего движения сквозь Москву, а
затем дворы приобрели более привычные, традиционные очертания, и
здания, их обрамляющие, хоть и не утратили своей монументальности,
но явно в своей массе стали пониже ростом и даже как-то человечней
на вид.