- А почему тебя Стеша женишком назвала? – поинтересовался
Будищев.
- Так мы давно договорились, что я подрасту и женюсь на ней. То
есть, сначала, конечно, мастеровым стану, как батя. Он у меня –
токарь! А потом посватаюсь!
- Что, прямо так и договорились?
- Ага! То есть это я ей говорил, а она смеялась, но раз не
прогнала – значит согласна! Так ведь?
- Ну, если не прогнала и по шее не треснула, наверное,
согласна.
- По шее треснула, - признался поскучневший Семён. – Но не
прогнала…
- Тогда даже не знаю, - пожал плечами унтер. – Женщины они,
брат, загадочные существа! Никогда не угадаешь, что у них на
уме!
- Это точно, - солидно шмыгнул носом потенциальный жених
Степаниды Филипповой, и в очередной раз сбился с ноги, шагая рядом
с Будищевым.
------------------------
#Валёк – Специальная ребристая палка, применяемая для стирки.
Иначе – пральник. В руках разъярённой женщины может быть страшнее
скалки.
#Басон – Так назывались тогда лычки на погонах.
Ипполит Сергеевич Крашенинников ехал на извозчике, погруженный в
глубокие раздумья. Встречая иногда знакомых, особенно дам, он
прикладывал руку к полям щегольского цилиндра, не забывая любезно
улыбаться при этом, но мысленно он был так далеко, что никто и
представить себе не мог как. Происходя из весьма достойной и
небедной семьи староверов, Ипполит Сергеевич успел получить хорошее
образование, открыть своё дело и преуспеть в нём. Большинство людей
его возраста и положения страдали разве что от пресности и унылости
жизни, отводя душу лихими купеческими загулами. Но господину
Крашенинникову жгли сердце многочисленные обиды и гонения, которые
его единоверцы потерпели со стороны никониан, ещё со времен,
недоброй памяти, царя Алексея Михайловича, которого в казенных
учебниках отчего-то называли Тишайшим.
Впрочем, сам Ипполит Сергеевич был далек от религии. Наоборот
он, как человек мыслящий, был ярым противником как православных
попов, так и духовных лидеров старообрядцев. И те, и другие
казались ему, в лучшем случае – скучными схоластами, оторванными от
реальной жизни, а в худшем – прожжёнными лицемерами, превратившими
веру в доходное дело. Но, как бы дурно он не относился к служителям
культа, правительство и особенно – царя, он ненавидел ещё больше.
Александр Второй казался ему воплощением всего мерзкого, лживого и
отвратительного в русской действительности. Убить его, казалось
ему, делом, безусловно, правильным и полезным. Ведь вся эта
ужасная, подавляющая всё живое, машина самодержавия, подобающая
более туркам или персам, а не европейской стране, беспощадно и тупо
давила все ростки нового. Великие реформы начала царствования, так
обнадежившие всех прогрессивных людей, были остановлены.
Возвысивших голос против угнетения – гноили в тюрьмах. И весь этот
бездушный механизм держался лишь на одном стареющем сластолюбце, и
если убрать из него скрепляющий стержень самодержца, он непременно
рассыплется на мелкие осколки, сквозь которые прорастут ростки
новой жизни. Наверное поэтому он и пошел в террор.