– Это хорошо. – Изрёк он на ходу, очевидно, обдумав. – Не люблю я этих-то…
Сразу засмущался.
– Ну, не то, что не люблю. Дрожь у меня от них.
– Я понял. – Заверил я.
Потом, не удержавшись, попросил показать, как он дрожит. Он показал мне кулак.
Да, я был урождённым, я был помесь. Он подумал, что я волкодрак. Не стал я ему уточнять, что есть и кой-что ещё. Не потому, что не доверял, просто, зачем столько интима сразу? У нас впереди будут встречи спина к спине. Забудем будущее, господа. Хотя бы на время.
– Ни в жисть не видал волкодрака вблизи. – Признался он, вдохновенно потягивая носом так, что я забоялся за кусок заката в конце улицы. Я уж знал, что меня сейчас вознаградят простодушной биографией в стиле заявления в военкомат и – не ошибся. Я такой.
– А я тоже непрост. – Многозначительно глянул он. – Я из бурых. Я практически не человек.
Мог бы и не рисковать военкоматом, но я сделал вид, что заценил откровенность.
– Ага.
(Это я сказал).
Он закивал в профиль. Ну, борода, вот борода. А парень молодой.
Он продолжил фаршировать меня изделием изустного жанра «мужские истории про гречневую кашу», вариант два, ибо вариант один предназначен для девиц исключительно, делая глобальные лирические отступления и бесплодно увязая в них – не книжник он был. Заодно он мне, как я растроганно заметил, пересказывает, что знает об устройстве этого мира. И про то, что мы живём в потерянном Первопричиной мире…
(– Да, угораздило нас, этаких славных… – Не удержавшись, вставился я. Он яростно кивнул, я понял, что он не узнал цитаты из Древних, и ещё сильнее умилился).
– … и эти подлюки-первопредки, испортили, говорят, нас.
Я не мог не согласиться, но тут его поток иссяк, как в хорошем смесителе при нажиме.
Их было две – обе прелесть несказанная. Для нас с медведем (я уж так его окрестил про себя, зацепив ругательное словцо купчика, из-за которого и состоялась драка в пригороде), с двумя кострами под двумя кольчугами – просто погибель, иначе не скажешь.
Одна была яркая, точно её нарисовал парень, макавший кисть только в неразбавленные краски. Та, что держалась на шажок в стороне – будто подвыцвела чудная картинка на подоконнике, где Ярра трудолюбив в полдень.
Медведь весь засветился, без разбора смотрел на девушек, пожирал глазами их глаза и губы. Впрочем, он помнил о пристойности, и взгляд его был вроде воспитанного курсора. Толкнул меня локтем, кашлянул, не сводя угольного взгляда с парного портрета.