– Ну вот, – усмехнулась бабушка, – теперь и Маленкову надавали пинков.
(Бедный Маленков! Из всех четверых он умрет самым молодым, даже до девяноста не доживет).
Пройдет еще половина вечности (года два) – и я узнаю, что аккурат в 1953 году – как по заказу – вышел пятый том «Большой Советской Энциклопедии» с огромной статьей о верном сыне партии Лаврентии Павловиче Берия. Часть тиража уже разослана. Что делать? Пришлось послать всем подписчикам письмо, рекомендующее вырезать четыре страницы. Об этом рассказал мне друг и одноклассник Сашка, сын профессора Воропаева. Поневоле Оруэлла вспомнишь. А еще через десяток лет я увидел тот самый пятый том в нашей университетской библиотеке. И без всяких купюр.
Рыжеусый старик сидел на скамеечке перед домом Цепелевых, грелся на весеннем солнышке и нюхал табак. Он сгребал темную табачную пыль к центру такой же темной ладони, потом брал из получившейся горки щепоть порошка и отправлял в розовую ноздрю. Вдыхал с большим удовольствием, далеко не всегда чихая при этом. Я знал, что табак не только курят, но и нюхают, попадалось в книжках. А вот видеть, как это делается, не приходилось. Сдается, что не видел и после. Получается, что вообще никогда этого не видел, кроме того теплого вечера поздней весны. А почитаешь русскую классику – так люди вообще с табакерками не расставались. Нюхали табак даже пушкинские красавицы. Императора Павла пристукнули первым подвернувшимся под руку предметом: табакеркой.
Я присел рядом со стариком, чтобы получше разглядеть процесс. Потом спросил:
– Это табак?
– Да. Нюхаю вот, – доброжелательно ответил старик, – еще с империалистической войны привык. Я тогда на бомбардировщике летал. Механиком. Нас там четверо было.
Я притих, боясь прерывать старика. Мне было ужасно лестно, что вот я сижу и внимаю воспоминаниям настоящего ветерана давних войн. А тот снова вдохнул табачного порошка и продолжал:
– Самый большой самолет был в то время. Четыре больших мотора. И бомбы мы кидали немаленькие на немецкие позиции. По нам, конечно, тоже стреляли. Мы как приземлимся, сразу начинаем самолет осматривать да пробоины считать. И по десять бывало, и по двадцать. Один раз уж и не знаю, как сели. Машина была просто изрешечена.
Ребята звали меня играть, но я отмахивался: я был ужасно горд участием в этой серьезной беседе. Что для меня какие-то детские игры!