Он выставил на стол локоть, одёрнул манжету, обнажая запястье, и
начал:
— Я, Рудаков Фёдор Иванович, клянусь, что сохраню в тайне всё,
услышанное сегодня от Охотникова Матвея Павловича. Ни единого слова
не использую во вред ему, его семье и роду.
Я подался вперёд, вложив ладонь в крепкую ручищу Рудакова.
Белая. Его магия лилась белым потоком. Пахнуло хлебом, молоком и
ранним солнечным утром. Маг жизни. И очень сильный. Сильнее
меня.
— Клятву принимаю, — и из моей руки потекло серебристо-серое
сияние магии смерти, сплетая договор.
Даже приняв клятву, рассказал я Рудакову, конечно, не всё.
Умолчал об истории своего появления в этом времени. Не признался,
что Евлалию Охотникову нашли живой. Клятву Рудаков сформулировал
одностороннюю. Меня она ни к чему не обязывала. И широкий жест
доверия я оценил.
А вот про Обмоточного я рассказал. И про найденного мага смерти.
Разумеется, о том, что Охотниковы под своим крылом пригрели пару
смертников, тоже сообщить пришлось. Иначе как бы я объяснил проход
в Гниль и всю нашу экспедицию? Но то, что Охотниковы поставляли
сырьё, секретом для Рудакова не было. Не дурак, должен был
понимать, что не на головы им оно сыпалось. А если знал, то арест и
последующая казнь Евлалии с Павлом ещё более абсурдными выглядели.
Зачем обрубать такой источник? Если подозревали в измене, то
прижали бы как следует и под клятву государеву подвели. И пахали бы
Павел с Евлалией на благо Российской Империи на коротком поводке до
скончания своих веков.
Вынести документы мне даже из кабинета не позволили. Рудаков
выделил одну из подсобных комнатушек, согнав секретаря, и оставил
меня работать. Копий и записей делать тоже не разрешил,
предупредив, что обыщут при выходе. Ну да и ладно. Память для
разведчика Артели — важнейший инструмент.
Часа три я просидел над внушительным томом личного дела, пытаясь
отыскать хоть одну зацепку связи Маржинова с Охотниковыми.
Подворовывал Илья Ильич, как без этого. И, судя по всему, оружие
куда-то на сторону толкал. Потому и пытался под себя подгрести
Летучих с армией. Но все его грязные делишки оказались известны
бдительному оку людей государевых. И глаза на них приподзакрыли. Я
подозревал, что Маржинов и не представляет, как крепко его за яйца
держат. И, покуда он исправно служил Империи, рука государственная
держала его ласково.