– Ты б тренировался по утрам, – посоветовала она. – А то раз в год костюм надеваешь, все джемперочки, футболочки да курточки. Как мальчик.
– Я мальчик и есть, – Никола с довольной физиономией подтянул узел галстука к воротничку, осмотрел себя в зеркало.
– Вещь узнаешь? – повернулся он к Аллочке. – Твой Жорка подарил, помнишь?
Она подошла вплотную, крепко обхватила ладошками его лицо:
– Любавин, как же ты мне надоел… со своим Жоркой!
Никола прошепелявил стесненным ртом:
– Он – твоя большая любовь, не отпирайся.
– Ты – моя большая любовь, – строго и серьезно произнесла Алла. Оба замерли на мгновение, потом Любавин перехватил ее ладони, поцеловал каждую. И вздохнул:
– Что-то не хочется мне никуда ехать, Аллочка. Я одичал совсем, кроме своих, ни с кем давно не встречался, и теперь всего колбасит от мысли, какой там народ соберется. Важные, надменные индюки…
– Ну уж индюки! Расслабься, Любавин. И получи поддержку слуги народа в важном для всех нас деле!
Никола с подозрением посмотрел на нее:
– Ты с главврачом тренировалась такие речи говорить?
– Иди уже, опоздаешь.
– Не представляешь, как не хочется…
Сердце вздрогнуло: не предчувствие ли беды крутит Николу?
– Ты там осторожнее…
Он обругал себя, заметив, как заплескалась тревога в серых в крапинку глазах, улыбнулся:
– Ты ничего не поняла, глупая. Я не хочу от тебя уходить. Все, помаши в окно.
И, подхватив портфель, выскочил за порог. Возле угла дома, за которым Алла уже не сможет его увидеть, он повернулся, отыскал в окне ее белокурую головку и поднял руку.
`
От того, сколько ты простоишь у окна
И просмотришь мне вслед из окна,
Не зависит из будущих бед ни одна,
Из грядущих обид – ни одна.
Так зачем же мне знать, грея ветер щекой,
Что, к стеклу прислоняясь щекой,
Из-под самых небес ты мне машешь рукой,
Просто машешь и машешь рукой?..
`
Он эти стихи услышал лет сто назад, автора забыл, а строчки всплывали в памяти каждый раз, когда вот так приходилось расставаться с Аллочкой.
И чего она встревожилась? Или это от него ей передалось напряженное ожидание беды – не беды, но чего-то из рук вон неприятного…
Через час Никола подъехал к поликлинике-новостройке. Удивительное дело – вокруг здания уже и газоны ласкали глаз ровненьким бордюрчиком, и чистый асфальт, и деревца по периметру новехонького ограждения. О том, что еще месяц назад здесь была грязь, ямы и ухабы, ничего не напоминало. Правда, совсем близко от поликлиники достраивался дом, это нарушало общую благолепную картину.