Вроде бы такие разные, мать и отец все-таки чем-то были неуловимо похожи, и друзья не раз говорили об этом.
Отец много шутил, торопил с тостами, подливал себе и гостям и вообще был центром застолья. Говорили о прочитанных книгах, о новых кинофильмах, и почти всегда разговор съезжал на работу.
– Отличный ты мужик, Володя, головастый, – замечал кто-то из гостей. – Жаль, недолго замдиректора завода проработал…
– Да не нужны мне эти должности! – пытался отшучиваться отец, уже почти «добравший градус». – Целый день заседания, летучки, приказы-отчеты… Нет, это не для меня – я головой люблю работать.
– Да, брат, голова у тебя светлая, что называется, самородок!
– А потому что всегда учиться хотел! Вон, наши дети в школу через двор бегают, а я – за десять километров, и все лесом. Дождь ли, мороз ли – ни разу не пропустил. Бывало, мать вслед кричит: «Бегом беги, а то замерзнешь! И по сторонам оглядывайся – волков стерегись». Вот я и бежал по сугробам. На ногах кульки полиэтиленовые, сверху носки и валенки. Как вспомню… Тут-то, в городе, чего не учиться! Я вот дочери твержу: учись, учись! А меня никто не заставлял. Матери некогда – в горкоме целыми днями, а мы сами по себе. Четверо: две сестры и два брата, я младший. Отец с войны без ноги пришел. А в мирное время начальником – завгорторга. В войну трудно жили. Впрочем, как и все тогда. Помню, послали меня с карточками за хлебом. Уж не знаю, сколько мне было – лет пять, шесть? Домой с этой буханкой возвращаюсь, и она так пахнет… а в животе от голода аж урчит. Отщипнул я кусочек снизу – думал, поставлю на стол, никто не заметит. Потом еще кусочек отщипнул и еще. Шел и отщипывал и все помнил о том, чтоб незаметно. Так и выел всю мякушку – от хлеба одна корка, видимость осталась, а снизу дырка. Испугался я, что заругают, спрятался в сарае, поплакал там на бочке да и заснул с буханкой на кулачке. Я сплю, а меня уже ищут. Лира и Виктор, мои сестра и брат, по соседям бегали, спрашивали, не видел ли кто. А самая старшая, Лида, в магазин слетала, узнала, что я хлеб купил и ушел давно. Вернулась, в сарай заглянула, охнула, но будить не стала.
Когда поняли, что я всю буханку выел, ругать не стали, только вердикт вынесли: «За хлебом тебя больше не посылаем!»
Посмеявшись над рассказом отца, гости сдвигали рюмки под очередной тост: «Чтобы хлеба всегда было вдоволь, и главное – чтобы не было войны!»