- Нет, не помню такую. Что лишнего сделали, тут ничего не скажу,
но вот её точно не трогал, и не видел даже.
- Поклянись, - потребовал Прохор.
- Богом клянусь, - твёрдо сказал финн, - пусть меня проклянёт,
если лгу.
- Ладно, - коренастый смотрел на него пристально, - а дружок
твой?
- Лаури? Нет, ему тогда лет четырнадцать было, да и сейчас
ребёнок совсем, гимназист. Стихи пишет, он за братом сюда шёл, да.
Господин Брун.. Прохор Фомич, пожалуйста, молвите слово, вы же
помнить, я так был, когда вы Корделина и Петерссена стрелять,
сказал полицаям, что это красный матрос
сделал[2]. И никому никогда. И про
расписки долговые ни словечка папа вашего Теодора Теодоровича,
которые вы у них отобрали. Вы же меня с детства знаете, я не лжец.
Очень не хочется умереть. Прошу.
- Эх, - Генрих-Прохор вздохнул, - по-хорошему, придушить бы тебя
здесь, да долг, как говорится, он платежом красен, и мать твоя всё
же молоком своим меня вскормила, хорошая была женщина. Ладно,
вытащу я вас, только смотрите, не проболтайтесь.
- Всех трёх?
- Нет, майор ваш уже покойник, наш взводный над ним почти час
трудился, после такого ещё никто не выживал, он хоть молод ещё, но
силушкой не обижен, таких как вы с одного удара перешибёт. Так что
от смерти тебя спасаю, Хейки, ты это запомни хорошенько, и теперь
ты мне будешь должен, а не я тебе. Да и пацана жалко, сдуру небось
на войну попёрся, она, война, не для детишек. Тут ума точно не
наберёшься. Сговорились?
- Конечно, да, - закивал финн.
- Сидите здесь и ждите моего сигнала, я дверь не запру, только
ты даже не думай бежать раньше времени, поймают тебя и на куски
порвут. А как в окошко стукну, выбегайте и сразу направо, в
заросли, ветер туда сейчас дует, через дым побежите.
Коренастый поднялся, похлопал Хейки по плечу и вышел. Финн на
четвереньках подполз к Лаури, парнишка дышал и даже глаза пытался
открыть, а вот майор Векстрём был мёртв.
Через час в окошко стукнули, Хейки и Лаури бросились к двери,
распахнули её – сарай был полон едкого дыма. Кашляя, закрывая рты и
носы рукавами, егеря кое-как нашли выход, выскочили в снег и что
есть мочи бросились к зарослям берёзы.
Хутор, где ненадолго обосновался отряд разведчиков 129-й
стрелковой бригады Карельского фронта, был небольшим – всего на два
дома и десяток хозяйских построек. Хозяева убежали, стоило
появиться русским, их никто не задерживал, даже скотину позволили
увести. Половину. Травин под пыточную облюбовал себе бывшую
конюшню, там и соломы было вдоволь, она кое-как впитывала кровь, и
холодно было достаточно. В тепле пленные быстро теряли сознание от
боли. а вот на морозе держались, и если уж выбалтывали секреты, то
ничего не скрывая – к этому времени живого места на них почти не
оставалось.