Матильда, прикрыв волосы, скрыла свои
похожие на папины уши и стала смотреть вдаль.
— А твой рост «метр с кепкой» от кого
достался? — вмешался я, глядя на гнома с вызовом.
Толик слегка улыбнулся, а Матильда
напряглась.
— Ребята, давайте в тишине доплывем —
осталось недалеко, — попыталась она успокоить нас, сглаживая
обстановку.
Но как я мог оставить такое без
ответа? Жизнь научила стоять за себя и за друга, и как бы трудно ни
было — стой до конца. Может, Толик еще и не стал мне настолько
близок за это короткое время, но те, кто со мной под моим крылом, —
таков закон двора: мы своих не бросаем.
— Смотри, с кем разговариваешь, —
сердито ответил чернобровый гном. — Если пришел к нам, уважай
хозяев.
— Гостеприимство — не ваша сильная
сторона, — пробормотал я. — Уважение нужно заслужить.
— Я не собираюсь что-либо тебе
доказывать, парень, — продолжил он с злобным взглядом. — Закрою
глаза на твою неучтивость, но еще раз вставишь свое поганое мнение
— и голова твоя полетит с плеч.
— Матильда, — обратился я к ней, — ты
не предупреждала, что мне придется драться с детьми.
Она сидела, даже не повернув головы.
Что это было? Боязнь? Переживания? Было ли ей стыдно за свои
эльфийские уши и нечистокровное происхождение, за Толика, которого
она любила, но стеснялась, или за меня, которого едва знала? В
голове у меня была путаница.
Другой гном, обдумав мой ответ,
тяжело сглотнул и сказал:
— ТаБа...
— Зачем ты так, Демьян? — взмолилась
Матильда, со слезами глядя на него.
Я ничего не понял, но когда мы молча
достигли берега, нас с Толиком сразу скрутили и повели в город.
Матильда так и не заступилась за нас. Я, возможно, мог ее понять,
но, мадам, вы когда-то сделали выбор защищать тех, кто вам дорог, и
как легко отказались от этого, оказавшись среди тех, кто вас даже
не ценит и считает полукровкой. Думаю, она выбрала Толика не просто
так: среди гномов она, видимо, чувствовала себя чужой. Не дура же
она. Наверняка ей не хотелось постоянно слышать, что она не из их
среды и дочь гуляки-эльфа. Получается, там она не своя и здесь
чужая, а значит, нигде не к месту.
Нас демонстративно провели по всему
городу и бросили в тюрьму. Я был не просто зол — я кипел от ярости.
Когда за моей спиной захлопнулась дверь, я с негодованием пнул
ногой кучу сена, валявшуюся на полу. Больше ничего сделать не мог —
руки были связаны.