— Я помню тот момент, когда он снова
стал самим собой. Он так удивился, увидев, что меня душит! И
испугался! Он был в ужасе едва ли не больше, чем я. Заперся в
ванной и попросил вызвать помощь. Но в этом не было нужды, соседи
уже позвонили в полицию, а те вызвали психиатров, когда убедились,
что в крови у Славы нет ни грамма алкоголя.
Некоторое время мы молчали. Диана
перестала плакать, но сидела нахохлившись, словно замерзшая птица,
и нервно теребила уголок шали.
— Не знала, что люди вот так внезапно
сходят с ума, — сказала она, слабо улыбнувшись.
А я задал вопрос:
— Диана, вы знаете, над каким делом
работал Слава, когда все это началось?
— Нет, он не рассказывал. Да я и не
интересовалась особо. У Евы режутся зубы, она постоянно кричит, мне
приходится почти все время проводить с ней.
— Но, может быть, Слава упоминал
где-нибудь в разговоре фамилию Осокин? Или Смирнова? Соболь? — Я
внутренне содрогнулся, произнося фамилию пропавшего ученого. И тут
же поразился своей реакции. Когда это он успел превратиться в того,
кого нельзя называть?
Диана покачала головой:
— Слава всегда работал в офисе. Дома
практически не обсуждал ни дела, ни клиентов. Мог рассказать что-то
забавное, какой-нибудь курьез или комичный случай, но ничего
серьезного.
Где-то в глубине квартиры послышалось
детское кряхтение, и Диана резко вскочила со стула:
— Ева проснулась! Вам пора
уходить!
Она быстро вышла из кухни, и я
поспешил за ней. Застыл в прихожей, увидев, что Диана зашла в одну
из темных комнат, услышал, как она ласково и нежно разговаривает с
ребенком. Мой взгляд упал на небольшой столик у зеркала, где на
прозрачном розоватом блюдце лежала связка ключей. Рядом с обычной
домофонной таблеткой, английским ключом и ключом от сувальдного
замка на связке была прикреплена белая пластиковая карта. Я видел
ее несколько раз в руках у Носевича и знал, что она открывала дверь
его офиса. Стараясь не думать о том, что делаю, я быстро схватил
связку и спрятал ее во внутренний карман куртки. Дождался, когда
Диана выйдет в коридор, поблагодарил за чай и выразил надежду, что
Славе в ближайшее время полегчает. Извинился, что мой визит стал
причиной беспокойства ребенка, и ушел.
Через двадцать четыре минуты я уже
стоял на парковке круглосуточного бизнес-центра «Зенит-Интер» и
боролся с совестью, говорившей мне, что вламываться в офис коллеги
будет несколько непрофессионально. Но я должен был понять, как
Носевич связан с делом Соболя, чтобы убедиться в том, что опасность
не угрожает членам моей семьи. Угрозу собственной шкуре я уж
как-нибудь переживу, но Кира и племянники не должны пострадать.
Ради этого я пойду на все.