— Это как так, не грех?! — удивился
граф. — Врагу помочь? Что за ерунда? При чем здесь горы?! Враг
везде враг!
— Привыкай, друже, — подмигнул
односуму казак. — Относись к другим так, как хотел бы, чтобы
относились к тебе.
Граф отмахнулся рукой. Мол не время
мне твои поучения выслушивать, и повернувшись к Прохору сказал:
— Ты смотри, не отставай! Мало ли
что. Местность дикая, как и народы в ней живущие. Поди разгадай,
кто друг, кто враг. А еще и помогай им.
Последние слова граф произнес, делая
ударение на каждое слово и стараясь не смотреть на Билого. Тот
улыбнулся снисходительно, хотя в душе повеяло легким холодком.
«Да, ваше сиятельство, — подумал
казак. — Менять свой характер тебе нужно иначе далеко здесь не
уедешь».
— Да я что, благодетель ты мой, —
простонал старик, всем своим видом показывая, что оставаться
одному, даже на короткое время, совсем не хотелось. — Я сейчас
передохну, и еще вас обгоню. А там привал организую, костерок
разведу, кофеек приготовлю…
Суздалев с Билым рванули вперед,
оставляя за собой клубы пыли. Прохор кряхтя, и чертыхаясь, слез с
арбы, и не торопясь нагрузил на себя все небогатые пожитки. Из
дорожной сумки выкатился небольшой медный подсвечник и провалился
между досками пола. Скинув с себя пожитки Прохор раскорячился и
полез под арбу. Возился под ней, вздыхая и охая, пока не нашел свой
подсвечник. Довольный, с раскрасневшимся лицом он триумфально
поднял его в руке:
— Нельзя терять! Барина моего
имущество. Очень любит читать перед сном.
Подпарубки переглянулись между собой,
пожали плечами, мол не понятно сие рвение. Один из них хлестнул
волов батюгом, те недовольно замычали, и повернули назад, к дому к
станице. Туда, где стояли родные, саманные хаты, крытые чаканом и
соломой. Где по утру пахло парным молоком и свежестью трав,
покрытых серебристой росой. Где к вечеру майдан наполнялся
станичниками и молодые, дородные казачки — кровь с молоком — пели
задорные песни. Что им, этим двоим подпарубкам до трех проезжих,
спешащих по своим делам куда-то. Были они и нет их. А станица, хаты
и, главное девки станичные останутся, и будут радовать сердца до
той поры, пока не пойдут уже не подпарубки, но молодые казаки, сами
на службу ратную, конными али в батареи казачьи, а кто и в ряды
пластунов вольется. И будут врага разить так, как урядники
станичные на сборах учили, как деды-прадеды заповедовали. Не
прервется нить невидимая, поколения казачьих родов связывающая
воедино, ибо нема казачьему роду переводу. Так было и так
будет.