Живой и невредимый Владимир
Владиславович Заруцкий, стоявший передо мной, намекал о реальности
и лагеря военнопленных, в котором он погиб, изо всех сил, и
разделить с доктором пребывание в этом лагере мне сильно не
хотелось. Строки романа «Живые и мёртвые» Симонова, как, впрочем, и
кадры фильма, когда разоруженные бойцы бросают камни в немецкие
танки, всплыли из памяти и встали перед глазами. Ещё тогда сразу
подумалось – толку‑то от того, что майор‑пограничник разделил
судьбу по его вине погибших безоружными бойцов. Жертв это могло
разве что утешить.
У меня же все обстояло гораздо
суровее, последствия захвата немцами неповрежденных БМД мне даже
представить было страшно, и стояла между машинами разоруженного
взвода и этим захватом только адекватность стоящего передо мной
представителя ОО НКВД[8] и прочего
руководства части. Уверенности в этом у меня, после первого же
взгляда на него, стало решительно не хватать, а я еще других никого
не видел. А значит, надо срочно менять план и действовать по иному
варианту. И я даже знаю, как, тем более что развернуться и уехать
после взгляда в глаза Заруцкого и рукопожатия с ним у меня не
хватит совести.
– Командир 104‑й отдельной
специальной танковой роты лейтенант Суровов, вышел с территории
Прибалтики из окружения. Все остальное, товарищи, извините,
полностью засекречено, вплоть до спецобмундирования. Простите за
невежливость, товарищ военврач, но время не ждет! На фронте прорыв,
немцы в десяти километрах, госпиталь подлежит немедленной
эвакуации.
– Почему мы про это ничего не
знаем? – ожидаемо насторожился контрразведчик.
Предварительный план полетел к
чертям, приходилось импровизировать на ходу. На данном этапе мне
нужно было решить две задачи.
Первое. Выйти на контакт с
представителями государства из лиц, имеющих максимум полномочий, и
только после этого предъявлять доказательства появления из
будущего, в цейтноте немецкого наступления, пока их не потрогают
рукам, мне никто не поверит. В такого рода новости никто на слово
не поверит, пока доказательства руками не пощупает. Соответственно
мне нужен был выход прямо на армейский или фронтовой штаб или, как
минимум, на командира дивизии, способного нас туда представить без
лишних расспросов, дабы никто не решил, что он рехнулся или
совершил предательство, таща под прикрытием безумной утки к штабу
армии вражеских диверсантов.