Гроза ничуть не испугала девушку, чего Лу Сяо, в принципе, от
нее ожидал. Поднявшись, она стояла, обняв столб, и разглядывала
дерево, в которое только что попала молния. Столетняя вишня,
поваленная стихией, лежала поперек дороги, оставшийся пенек
ощетинился острыми щепами, точно зубами.
- Пожалуйста, помогите мне найти правду, - тихо проговорила
девушка, не оборачиваясь. Звук ее голоса почти потонул в шуме
дождя, и пришлось сделать шаг вперед, чтобы ее расслышать. - Судья
Дэн не желает расследовать дело. Я готова уплатить вам любую цену.
Я могу прислуживать вам, могу быть вам служанкой, кухаркой,
прачкой. Я не боюсь крови и разбираюсь немного в лекарском деле,
могу помогать вам. Но, прошу, дайте мне ответы на мои вопросы.
- Вы можете остаться, пока гроза не закончится, - сказал Лу Сяо,
уходя в дом.
Тело покойного аптекаря все еще лежало в мертвецкой, а в его
просторной усадьбе уже вовсю готовились к похоронам. Они обещали
быть пышными, даже роскошными, если тут уместно это слово. Дворы,
комнаты и павильоны предстояло убрать белым шелком, изгнав отовсюду
яркие цвета. Следовало все тщательно вымести, очистить от любых
следов крови, которые по причудливым местным суевериям могли
приманить злых духов. На кухне также требовались рабочие руки,
потому что похороны такого масштаба должны были также
сопровождаться обильным застольем. Возле ворот выстроилась целая
очередь из желающих наняться в этот дом, в том числе и потому, что
прислуживающим на похоронах платили особенно щедро, да еще часто
оставляли какой-нибудь подарок в память об усопшем. По городу,
правда, ходили разговоры о скупости госпожи Ханлэ, но обделить
людей законными деньгами она, конечно же, не могла.
Чжами влилась в толпу слуг, прислушиваясь к разговорам, обмену
сплетнями и тихим причитаниям. Уже спустя несколько минут она знала
о Ханах почти все, что было известно в городе. Вдобавок к тому, что
она уже слышала о семье аптекаря, она теперь знала и последние
сплетни, рисовавшие это семейство далеко не с лучшей стороны.
Впрочем, господин не рад был с аптекарем Ханом вести дела, и не
раз сетовал, что предпочел бы человека более достойного.
Покойного аптекаря едва ли можно было назвать человеком
непорядочным, во всяком случае, в том смысле, который в это слово
вкладывали в Бьяншене. Он честно вел дела, заботился о своих
клиентах, не обвешивал, не обсчитывал, тщательно следил за
качеством снадобий, которые готовились и продавались в двух его
аптеках. Но вместе с тем, никто не мог бы сказать о нем доброе
слово, когда речь заходила о друзьях и домочадцах. Он был скуп, и
одновременно с тем — похотлив. Сочетание было так себе, ведь на
куртизанок из Пионового дома он тратить деньги не хотел, а значит
удовлетворял свою похоть со служанками и помощницами в аптеках. Как
перешептывались в ожидающей толпе, случалось ему даже брать девушек
силой, но в основном он угрожал им лишением работы. Старший его
брат был ничуть не лучше, но он по крайней мере одаривал девушек
мелкими подарками, аптекарь же Хан готов был отнять у тех
последнее. Своих жену и четырех наложниц он также не баловал, и
женщинам приходилось перешивать старые платья, украшая их вышивкой,
прибегая к всевозможным ухищрениям, только чтобы в городе о них не
стали ходить разговоры. Как видно, это не слишком помогало. А
еще...