Мужичок начинает вертеть головой и
нюхать воздух. Нюхает, нюхает, сопит… Кажется, унюхивает.
Поворачивается к своему нанимателю и, пошмыгав носом, говорит:
- Кажись, доехали, барин. Болото
завоняло уже.
Ратибор мог бы ему сказать, что ехать
по их уговору можно ещё версты две, он мог бы настоять на том, но
хочет уже пройтись, размяться, да и, признаться, возница ему своей
болтовнёй поднадоел. И тогда шиноби говорит мужику, выбирая
взглядом место посуше:
- Отлично. Давай-ка встанем мы на том
пригорке.
- Как скажете, барин, – возница
доволен тому, что скоро уже сможет повернуть и поехать из этих мест
обратно к дому.
И через несколько минут
подбадриваемый уколами в круп козлолось втаскивает тележку на
холмик, что возвышается над окрестностями, и там, на сухом, она
останавливается. И шиноби, потянувшись и потом напрягая члены для
стимуляции кровообращения, начинает выбираться из повозки. Его
удобные и примотанные к ногам гэта очень высоки, бруски под
подошвой достигают десяти сантиметров, эта обувь отлично подходит к
мягким грунтам. Шиноби часто носят именно такие сандалии из-за их
устойчивости в любой грязи или даже в воде по колено. Устойчивость
многого стоит, при их-то неспокойном ремесле. Он ставит одну за
другой сандалии на подножку повозки и затягивает покрепче ремни,
что крепят обувь к ступням ног. Потом поправляет свои на удивление
белые онучи, которые в окружающей грязи и сырости выглядят просто
фантастически.
Затем шиноби берёт копьё, а потом и
свою большую, сплетённую из коры ивы, заплечную торбу. Закидывает
её за спину.
Копьё, вакидзаси за широким красивым
кушаком, торба за плечами, очки на носу, перчатки на руках, а
сугэгасу на голове. Всё, молодой человек готов продолжить путь
пешком.
- Барин, а барин, - начинает возница
заискивающе.
- Чего тебе, возничий? – интересуется
Ратибор, хотя прекрасно знает, о чём заговорит мужик. И, конечно
же, он оказывается прав в своих догадках.
- А на чаёк не поспособствуете? –
ласково улыбается мужик.
- Ты не довёз меня. На чай не
заслужил. Пей воду из болота, – говорит шиноби твёрдо, а сам
расправляет лямки торбы на плечах, готовясь к долгому пути.
- Эх, барин, - сокрушается мужик. Но
тут же надежда в нём оживает вновь, и он продолжает: - А может, по
доброте всё-таки поспособствуете? На чаёк-то?