Обычные мои враги — троица соседских братьев-погодок и отчаянных
забияк — как-то выследили меня вдалеке от родного двора и прежде,
чем я заметил слежку, бросились меня преследовать. Пришлось
полагаться на скорость ног, поскольку кулаков у меня было только
два, а не шесть, и все они были больше, чем у меня.
— Криворукий! Бей криворукого!
Они гнали меня по улице, на виду у всех, а я мчался прочь, пока
горячий воздух не начал жечь грудь изнутри. Пришлось остановиться и
принять неравный бой с очевидным исходом.
Когда, размазывая сопли и слезы, я вернулся домой, там меня
встретила моя старшая сестра. Я ничего ей не рассказал, но она сама
все поняла. Обняла, утешила, вымыла мне лицо. А там и мать
вернулась.
Меня не наказали, сестра меня не выдала.
А на следующий день мы пошли в храм.
В наших местах почитался бог грома Наруками. В его
святилище на горе обычно отводила нас мать.
Мы мылись заранее, одевались во все чистое, мать проверяла нас
на наличие кровоточащих ран, что воспрепятствовали бы нашему
присутствию в виду божества. И в тот раз по каким-то причинам мать
не пошла с нами, осталась дома, отправила нас одних вместе к дому
деда, где мы присоединились к процессии нашего рода.
Мы вслед за взрослыми взобрались по бесконечным каменным
ступеням на самую вершину горы. Ступеней было так много, что
казалось, еще немного, и мы вылезем уже на самом небе.
Я очень устал, но приходилось терпеть, ведь я сын воина и сам
воин.
А наверху собралась вся деревня. Воинов и их семьи почтительно
пропустили вперед, и мы вошли под сдвоенные перекладины петушиного
насеста, ворота тории. С таких же когда-то прокричал петух, что
побудил Солнце выглянуть обратно после долгого отсутствия из
пещеры, в которой оно скрылось, и так мир был спасен.
Мы собрались перед святилищем, небольшим скромным деревенским
святилищем с двускатной крышей и перекрещенными коньками. Жрец,
старик, весь в белом и черной высокой согнутой на конце шапке,
вышел к нам. Мы входили в святилище, хлопая в ладоши, привлекая
внимание бога.
Там я и увидел своего двоюродного брата, бойкого и веселого и не
желавшего иметь со мной ничего общего. И хотя он был младше меня,
он дерзко игнорировал знаки почтения, положенные старшим
родственникам вроде меня.
Он отирался с той троицей моих врагов, они смеялись и толкались
в толпе, и их никто не одергивал.