Братья-погодки косо смотрели в мою сторону, но опасались старших
вокруг.
Но когда мы оказались рядом, двоюродный брат косо посмотрел на
меня и процедил краем рта:
— Чего тебе надо тут, криворучка? Иди отсюда, — отчего обрел
непреходящий почет и уважение среди моих врагов.
Ненависть, охватившая меня, была черна как сажа и бессильна как
снег в кипящем котелке.
Моя юность была омрачена этой ненавистью.
***
Сестра моя к тому времени уже училась два года, а там и я пошел
в школу для воинских детей.
Школа стала для меня мучением. Впрочем, для кого было иначе?
Читал я как все, чтение «Книги тысячи знаков» не вызывало у меня
особого напряжения, но вот прописи… Еле выведенные правой рукой,
они вызывали оторопь у старого почтенного учителя каллиграфии в
школе для самурайских детей, а брать кисть левой, которой
получалось куда изящнее, мне запрещали. Потому что, хотя я и
уродился криворуким, учитель не оставлял надежды исправить
меня.
И далеко не сразу я понял, что это немощь, врожденное увечье,
недостаток, почти равнявший меня в глазах мальчишек с неприкасаемой
нелюдью из помойного оврага, обдирающей кожу с собак посреди ночи,
чтобы добрые люди их не застали за столь отвратительным
занятием.
Но мой младший брат, что пришел в школу через год после меня,
одновременно со своими подручными братьями-погодками, со всеми
тремя, не упустил возможности мне это вполне ясно объяснить.
В школе тут же стало не хватать для меня места.
Помнится, как раз тогда учитель рассказал нам о славной гибели
Ёсицунэ, славном самоубийстве Асикага и не менее славной гибели в
огне Нобунага, среди мальчишек разгорелся спор, способен ли кто-то
среди них к столь же образцовому поведению, если до такого
дойдет.
Мальчишки обсуждали харакири с тем же глубоким знанием дела, как
и близость с женщиной. И с таким же знанием дела, в чем никто из
них, конечно, не признался бы, а скорее действительно вспорол бы
себе живот от смущения и стыда кухонным ножом. Говаривали, в
соседней деревне какой-то мальчишка так и поступил.
Тогда же мой младший брат и позволил себе унизительное замечание
в мою сторону:
— Да что говорить о таком с криворуким, он даже меч правильно
держать не может…
Для него это было привычное, безопасное оскорбление, которое он
тут же позабыл. Но меня оно терзало все ночи до того дня, когда я
едва не убил его.