— Вы уверены, учитель? Ну, что
там была девушка?
— Конечно, я уверен. Я в
состоянии отличить девушку от чудовища. Вообще я восхищен! Это
такой вызов! Я не уверен, что решился бы на нечто подобное в таком
положении! Это изумительно совершенное искусство — завладеть
вниманием первого встречного, найти к нему подход, использовать его
и оставить довольным на большой дороге! Я уж не говорю о
сопутствующих опасностях!
— Учитель… Разве это не
значит, что и к вам нашли подход, использовали и оставили... Хм...
Довольным.
— Конечно, нет. Она же сама
мне все рассказала. Она описала мне свое положение. Мы искренне
поговорили, и я нашел, что не могу не помочь столь отважной
девушке... Н-да.
Мацуда остановился,
задумавшись. Я терпеливо ждал.
Внезапно Мацуда развернулся и
широко зашагал обратно, туда, где мы оставили носилки. Я поспешил
следом.
Нужно ли говорить, что мы не
нашли носилки на прежнем месте? Даже следов.
— Это же здесь было? — Мацуда
возбужденно оглядывался. — Да, здесь, хорошо помню. А куда она
делась? Мимо нас никто не проходил! Значит, она окрутила кого-то,
кто шел из города? Хитрая лиса! Давай поддадим, мы их
нагоним!
Мы никого не нагнали. Ночь
глубока и холодна, мы были одни на пустой дороге.
Наконец Мацуда сдался и мы
побрели обратно. Вернулись домой мы глубокой ночью.
— Послушай, — задумчиво
произнес Мацуда. — Давай договоримся. О сегодняшнем деле никому ни
слова.
— Конечно, учитель.
— Никому. Ты понял?
— Да. Я понял.
— Вот и ладно.
Я не знаю, рассказал ли Мацуда
что-то моему деду, но дикие слухи еще долго бродили по
окрестностям. Ряды таскающих чудесные носилки на себе множились и
исчислялись уже, наверное, сотнями. Расстояние, пройденное под
носилками, удлинилось, время тоже, счет шел на сотни ри много дней
и ночей, уже болтали о каких-то огненных шарах и прочей такой дичи,
о чем и вспоминать не хочу. С Мацуда мы об этом больше не говорили.
Стыдно было…
Сильнее этого случая меня
впечатлила, наверное, только история о ложных лисьих
огнях.
Это была печальная глубокая
осень, особенно угрюмая в этих горных местах. Но я тогда этого не
знал, что здесь особенно печально, и был всем доволен.
Холодный ветер нес сырые
листья кленов, и на пустых, очищенных от урожая суходольных полях
замерцали лисьи огни.
— Что-то рано они в этом году,
— нахмурившись, проговорила мать, стоя в вечерней полутьме у ограды
двора. — Не к добру это. Голод будет.