был в каждом
моменте. Вот она – забытая свежесть жизни!
Удивительно, что, несмотря на все опасности и неопределённость,
ему внезапно стало хорошо именно здесь, в этом времени. А ведь
когда-то радость его любила даже в часы обычной прогулки по
капотнинским улочкам. Каждый поворот сулил нечто новое, каждый день
обещал счастье. С годами это чувство забылось, выветрилось. Но
теперь, в этой эпохе, за сотни лет до его рождения, оно вернулось к
нему с новой силой. Его душа снова обрела молодость.
Путь продолжался. Равнины, которые порою встречались всадникам,
нередко простирались до самого горизонта, слепя чистотой
девственного снега. Здесь, далеко за пределами крепостных стен,
цивилизация исчезла полностью, оставляя место только беспредельной
власти природы. В ночи этот мир превращался в царство теней и
шорохов, где за каждым деревом могла скрываться тайна. На ночлег
останавливаться было нельзя — нужно было успеть к ямской станции
засветло, пока мир не погрузился в неведомую, затаившуюся во тьме
угрозу. Ночь таила в себе множество опасностей — от диких зверей до
лихого люда.
К середине дня погода начала меняться: солнце, ещё недавно
заливавшее снег золотым светом, медленно скрывалось за тяжёлыми
свинцовыми облаками. Воздух словно сгущался, становясь холоднее, а
лёгкий ветер приносил с собой первые предвестники бездорожья —
крохотные снежные хлопья, которые кружились в воздухе, словно не
решаясь ложиться на землю. Со временем снегопад усилился, затянув
небо белёсым муаром, в котором растворялись контуры дальних
деревьев.
Путники сделали короткую остановку в сосновой роще. В её
заснеженной тишине слышалось лишь тяжёлое дыхание коней да скрип
упряжи. Валерий спешился, стряхнул снег с плаща, потянул руки,
чувствуя, как ноют затёкшие мышцы. Мороз пробирался сквозь одежду,
но странным образом этот пронизывающий холод казался ему
бодрящим.
Воротынский достал из седельной сумки ковшик и налил воды из
фляги. Отпил сам, а затем протянул его Кипелову.
— Пей, — сказал он коротко. — Дорога ещё долгая.
Валерий с благодарностью принял ковшик и сделал несколько
глотков. Вода была холодной, но освежающей — впервые за долгие годы
он не побоялся за связки.
— Вроде успеваем. К сумеркам будем на месте, — сказал
Воротынский, глядя на дорогу. — Осталось не так уж много.