Интересно – понимать я зеленого
понимаю, но сказать что-нибудь на его родном языке не могу. Но
уверен – это возможно. Знание языка, похоже, даже на
физиологическом уровне оставляет след – мой непрерывный монолог на
родном великом и могучем привел к спазмам в языке и одеревенению
глотки. Чужой речевой аппарат не был приспособлен к произношению
подобных созвучий. А вот попытка воспроизвести то, что говорил
попугай, будто бальзам на рану – могу часами такие словечки
выдавать без напряжения.
Размышляя на тему лингвистики, я
неосторожно расслабился, потеряв бдительность, за что и поплатился.
Попугая мое молчание огорчило – взгляд у него стал
злобно-раздраженным; издав негодующий крик, он больно клюнул меня в
нос, после чего, мастерски избегая расплаты, шустро взлетел.
- Ах ты петух-недоросток! – выкрикнул
я вслед, успев чуток обрызгать негодяя водой.
Зеленый, описав надо мной круг,
торжествующе крякнул, и почесал на восток по прямой – наверное,
изображает из себя перелетную утку. Я в орнитологии мало понимаю,
но почему-то уверен, что попугаи не любят крейсировать над
бескрайними морскими просторами. Крылья у них куцые, корма широкая
– не ассы. Тем удивительнее его поведение – он явно полетел вдаль
не просто так.
Опираясь о бревно, приподнялся как
можно выше, глядя вслед летучему паршивцу. Так и есть – впереди
виднеется что-то похожее на одинокую скалу посреди моря. Не будь
зеленого, не заметил бы – мой курс проходит гораздо севернее. Плыть
дальше или подкорректировать? Сил уже нет, так охота отдохнуть и
погреться. И покушать не мешает.
Подкорректировал.
* * *
Островом это назвать язык не
поворачивался. Действительно скала - будто хрущевская пятиэтажка в
два подъезда из моря поднимается. Вокруг россыпь камней, о которые
разбиваются мелкие волны, разгулявшиеся к полудню. Ни кустов, ни
травы – лишь пятна лишайников и вездесущие чайки, с криком
носящиеся во всех направлениях.
И борт огромной деревянной лодки,
застрявшей между камней.
Забраться на нее удалось не сразу –
волны, разгулявшиеся на мели, мешали. Пришлось отбуксировать бревно
в тихий уголок, уже оттуда лезть на камень, а потом, наконец, на
борт.
Наивные мечтания о трюмах полных
сокровищ, марочных вин, деликатесов и обнаженных танцовщиц пришлось
отбросить – волны, похоже, носили по морю эту лодку не один месяц.
Ее крутило в водоворотах, било о мели и камни – все, что могло
потеряться, давно уже потерялось. Течение принесло сюда жалкие
остатки: киль, вытесанный из цельного куска дерева и несколько
шпангоутов с остатками обшивки. Поживиться здесь абсолютно нечем,
чему я не удивлен – на бонусы уже не рассчитываю.