Присел на теплые от солнца доски.
Тепло, светло, благодать.
Прилег. Вырубился почти
мгновенно.
Даже на мягкой кровати и чистых
простынях я ни разу не спал так крепко и с таким удовольствием, как
на просоленных досках разбитой лодки чужого мира.
* * *
Проснулся, когда солнце прошло уже
три четверти своего дневного пути – дело приближалось к вечеру.
Волнение опять затихло, но рядом раздавался странный звук – будто
карликовый конь топчется копытами по доске, и чем-то шуршит при
этом.
Это оказался не конь – мой зеленый
знакомый с голодным видом возился в куче водорослей, нанесенной
волнами на борт. Покосившись на меня, он уныло произнес:
- Скучно мне.
- Я тебя понимаю, - сказал, уже
поднимаясь.
Поспать бы еще часиков десять, но не
стоит – надо до темноты успеть хоть немного подкрепиться. Бросив
взгляд на кучу вонючих водорослей, не стал составлять конкуренцию
попугаю – пусть сам в ней копается. У меня организм большой –
мелкими дохлыми рачками его не накормить.
Чаек летало видимо-невидимо, и гнезд
на скале виднелось не меньше. Хищников здесь явно не бывает –
обнаглевшие птицы селились на любом мало-мальски подходящем
выступе. Мои занятия альпинизмом их насторожили – начали с криками
носиться вокруг, едва не задевая крыльями. А когда я добрался до
первой кладки, вообще чуть с ума не сошли – пришлось отмахиваться,
чтобы глаза не выклевали.
Яйца были мелкие, и на вкус не очень,
но слопал их с удовольствием. Даже наличие зародышей не смутило –
выплюнул их, и полез выше. Брезгливость первый признак сытости –
голод быстро делает человека всеядным.
Так и карабкался, от гнезда к гнезду.
Заодно обогатился новой информацией о мире: раз до птенцов дело еще
не дошло, то, очевидно, на дворе сейчас вторая половина весны или
начало лета. В любом случае не осень. По растительности на острове
это определить невозможно: у трав разные сроки цветения и
созревания семян; с кустами тоже не все просто – я не замечал на
них ни соцветий, ни плодов. Лишь скорлупа орехов в медвежьем помете
встретилась, но это вполне могли быть остатки прошлогоднего
урожая.
На очередном гнезде пришлось
остановиться – лезть дальше было безумием: почти отвесная скала, и
пикирующие на голову птицы. Спустился, обошел этот жалкий клочок
суши по кругу, едва не сломав ногу на камнях, но другого места для
подъема не нашел – сплошной обрыв. Желудок жалобно заурчал, прямым
текстом заявляя, что хотелось бы продолжить банкет – трех десятков
яиц этой прорве показалось мало.