— Боюсь, что, когда я замуж выйду, ты сюда приезжать
перестанешь.
Они с Марией, разумеется, обсуждали будущее. Причем начала тогда
разговор сама Мария и была очень разумной и рассудительной, как и
положено хорошей ведьме. Сказала, что замуж вовсе не спешит —
ведьме можно, потому что хочет найти по-настоящему хорошего и
подходящего мужа — ведьме нужно. Иначе она «неподходящего» мужа
быстро в могилу загонит, не дожидаясь кучу лет его естественной
смерти, как дожидалась Нада.
Но замуж Мария хотела, пускай и позже. И, разумеется, вовсе не
за Кайлена — зачем деревенской ведьме дворянин из города? Она
говорила, что как-то раз себе это в подробностях представила и
поняла, что выйдет очень плохо. Вот так, как у них сейчас, было
очень хорошо, а иначе — совсем будет неподходяще: и Кайлену в
деревне делать нечего, и Марии в городе ничуть не понравится,
совершенно ей не годится отрываться от земли, дома и привычной
жизни. В городе она зачахнет.
Кайлен еще тогда порадовался, что Мария сама это поняла —
восхитительной рассудительности девица — и не придется ей
объяснять, долго и сложно, рискуя ее обидеть ненароком. И радостно
с ней согласился, что так, как у них сейчас — совершенно
замечательно, после чего немедля ее поцеловал, чтобы сделать все
еще замечательнее.
А теперь вот, когда до замужества дошло, Мария переживает. Хотя
он, вроде бы, не собирался никуда убегать, едва узнав, что ей
предложение сделали.
— Скажи мне, пожалуйста, только честно, — серьезно попросил
Кайлен. — Ты же не думаешь, что я сюда приезжаю только для того,
чтобы?..
— Не-е-ет, — протянула Мария и прижалась к нему сильнее. — Это
Ионел так думал поначалу, и то передумал потом… А я никогда так не
думала, я же чую. Я же ведьма.
Кайлен улыбнулся и поцеловал ее в макушку. Иногда он пытался
представить, как многие люди живут и ничего не чуют — и не мог. Это
же отвратительно неудобно, даже… ущербно, все равно что слепым быть
или глухим. И ведь, главное, почти любой человек мог до какой-то
степени развить кэтаби, но мало кто стремился, за исключением щедро
одаренных колдовскими способностями.
В повальной человеческой лени Кайлен был склонен винить Пакт:
если считать, что колдовства вовсе не существует, или почти не
существует, то и какой смысл чем-то с ним связанным упорно
заниматься?.. А тут еще и Церковь рассказывает о мерзостях и
грехах, поджидающих на пути освоения тайных знаний… В этом Церковь
и Надзор были удивительно единомысленны, полагая, что, если
колдунов не колотить палками по пяткам, причем сразу и заранее, для
предотвращения дальнейших проблем, они непременно учинят
какую-нибудь гадость. Только способы различались. Пакт и был
придуман, в сущности, как противопоставление церковным методам
борьбы с учиняемыми колдунами гадостями. Только сейчас все — и
Церковь, и Надзор — боролись уже не со злоупотреблениями
колдовством, а вообще непонятно с чем… Просто за то, чтобы никто
никуда не совал нос и руки, сидел тихо и ничего не трогал. Кайлена
это невероятно раздражало.