Смена веков. Издание второе, переработанное и дополненное - страница 34

Шрифт
Интервал


А следующий день, воскресенье 14 февраля 1779 года, никогда не забуду. Только рассвело – слышу на палубе возбуждение. Крики, ругань, проклятия. Наш большой катер ночью уперли. Стоял тихо-мирно на якоре со спущенным парусом – и на тебе! Тут уж капитан рассвирипел. Отрядил пару лодок, чтобы перекрыли выход из залива, а сам с лейтенантом и с нами, десятком матросов, – на берег. Все при мушкетах. «Захватим, – говорит, – вождя Кариопу. Будем держать заложником пока не вернут катер».

Высадились мы. На берегу – толпы. Враждебности никто не изъявляет. Шагаем прямиком к дому вождя. Кариопу выходит. Рожа заспанная, удивленная. Капитан объясняет ему: так-мол и так, надо срочно к нам на корабль. Взял вождя за руку, тот вроде бы ничего дурного и не заподозрил. Идем в сторону берега. Видим поодаль: подходит к берегу шлюпка с нашего берегового поста, в ней – два матроса с «Дискавери». Высаживаются как раз в том месте где бабы местные сидят, завтракают. У них, вишь ли, женщины не могут есть вместе с мужчинами. Запрет. Табу. Видать, те женщины сразу поняли: неладно что-то. Вскочили, бегут к толпе, кричат что-то. Заволновался народ. Матросы к нам подходят. «Сэр, стычка на том берегу залива. Вождь Каремоо убит».

Кук чуть не сплюнул с досады, аж покраснел весь. А тут как раз жрец вышел с большим кокосовым орехом, говорит что-то. Нам-то и не до него совсем, а он все вещает… Оглянулись мы – а толпа-то вокруг уж совсем другая. Всё переменилось. Кругом – тата-тоа, воины со щитами. Туземцы, бывало, как придут на корабль, всё расспрашивали, кто из нас тата-тоа. Кук им, помню, говорил: «Я – тата тоа». – «А покажи следы от ран». Капитан показал им большой шрам на руке – поверили. А у лейтенанта нашего шрамов не было. «Нет, – говорят, – ты не тата-тоа».

Так вот. Сгрудились вокруг нас воины. Копья кругом, дубинки, кинжалы. Да и толпа жителей не расходится. Проталкиваемся. Кук все держит вождя за руку, а жрец так всё и бормочет. Тут какая-то женщина кидается к вождю. «Не ходи, мол, на корабль! Убьют тебя!» Толпа опять заволновалась. «Сэр, – говорит лейтенант, – вон у того малого – кинжал под плащом. Надо бы его пристрелить». – «Не смейте, лейтенант!» Туземец все-таки на нас бросился, а ребята его – прикладами. Отступил. И тут камни в нас полетели. Кук первым-таки не выдержал. Горяч был. Выпалил из своего пистоля. Без толку. Щиты у них – из пальмы, плотные, только из мушкета и пробьешь. Капитан отпустил вождя и командует: «к шлюпкам!» А тут и копья полетели. Новые выстрелы грянули. Слышим: со шлюпок, что ждут нас у берега, тоже палят. Капитан махнул им и кричит: «Прекратить огонь!» Эх, зря он это сделал! Не поняли в шлюпке да и отплыли ярдов на сорок от берега. Вы думаете, все матросы Его Величества – пловцы заядлые? Да ведь многие из нас, даром что столько морей прошли, плавали, как наковальня. Да еще и камни вокруг градом… Я приотстал малость и видел, как ребята в воду кинулись. Туземцы – с дубинками да кинжалами – на них… Меня самого за руки хватают, не дают к воде подойти. Вижу, как впереди капитан спокойно эдак входит в воду. Затылок ладонью от камней прикрывает. Тут один туземец подбегает сзади, незаметно так, – и дубинкой его по голове… Оно и обошлось бы. Кук только пошатнулся да мушкет выронил, а сам дальше в воду идет. Крепок был капитан. И тут вижу: тот самый, с большим кинжалом под плащом. Я заорал, да не слышит меня капитан: толпа шумит. Бросился он на Кука. Увидел я даже, как кинжал сверкнул на солнце. А может и померещилось мне это сверкание. Сзади ударил островитянин – капитан свалился в воду. Тут уж на него целая толпа набросилась, а у меня от ярости аж в глазах потемнело. Откуда-то силы взялись. Сбросил с себя нескольких, в стороны раскидал, кинулся к своему капитану. Рвусь вперед, к воде, сам рычу от злобы. Хватают меня, да не удержать им… Не успел однако. В воду вошел – увидел только, как волокут на скалы тело Кука. Тут еще народу набежало, оттесняют меня… Кинулся в волны, поплыл. Уж и не помню, как до шлюпки добрался. Только смутно припоминаю, как уходили мы от берега к кораблю. Перед глазами все плывет. Может, от слез моих бессильных…